Преобладание естественности над культурой ведет к грубости, а культуры над естественностью — к педантизму канцелярского чинуши.
Конфуций
ак известно, мозг человека состоит из двух полушарий, каждое из которых по-своему преобразует информацию. Данная особенность организации мозга, называемая латерализацией, с возрастом и развитием человека усиливается и оказывается столь существенной, что постепенно полушария начинают совсем по-разному участвовать во всех психических процессах. Кроме того, динамика работы мозга такова, что они действуют по очереди, т. е. в каждый данный момент с максимальной активностью функционирует одно из них, а другое несколько приторможено. Такая особенность их взаимодействия называется реципрокностью. Латерализация и реципрокность накладывают свой отпечаток на все высшие психические процессы человека. Отражаются они и на индивидуальных свойствах личности в связи с доминированием определенного полушария. Модель мира в большей мере строится по законам доминирующего полушария. Проблемы творчества, интуитивных решений, как ключевые вопросы этой книги, не могут содержательно обсуждаться без понимания языка каждого из полушарий, поскольку для развития интуиции необходимо гармоничное взаимодействие, полноценный вклад каждого из них в решение проблемы. Итак, определим вклад каждого полушария в восприятие, память, эмоции, язык, мышление и сознание человека.
Исходным пунктом всех исследований служит именно чувственное восприятие, истинность мышления достигается исключительно за счет связи его со всей суммой данных чувственного опыта.
Альберт Эйнштейн
Восприятием называется отражение в психике человека предметов или явлений при их непосредственном воздействии на его органы чувств. При этом формируются образы, с которыми оперируют внимание, память, мышление, эмоции. Образы направляют и регулируют все формы целесообразной деятельности человека. Они могут выполнять эту ответственную роль, поскольку в каждом из них отражены такие разные свойства объекта, как его размеры, цвет, форма, фактура, периодичность — т. е. целостное и обобщенное представление многих отдельных ощущений, накопленных о предмете в личном опыте.
Признаком образа, в отличие от слова, является расположенность входящих в него элементов, их ориентированность в пространстве, видимом или воображаемом. Поэтому образ описывается в таких понятиях, как «мысленная картина» и «умственный взор». Работа с образами придает оперированию со знаниями личностно значимый характер, делая его эмоционально насыщенным. Образное мышление облегчает переход от единичных конкретных образов к абстрактным, схематичным. Тем самым создаются условия для фиксации в образах теоретических связей и повышения их динамизма при смене точек отсчета.
К основным характеристикам восприятия относят константность, предметность, целостность и обобщенность. Константность — это относительная независимость образа от физических условий восприятия. Форма, размер и цвет предметов воспринимаются взрослыми людьми как постоянные, в известных пределах, несмотря на непрерывное изменение сигналов, поступающих от этих предметов на органы чувств. Поддерживая устойчивость, константность позволяет восприятию служить средством познания объективной действительности.
Предметность обеспечивает разделение воспринимаемой действительности на фигуру и фон. Фигура — конкретное, четко очерченное целое. Фон — нечто аморфное, неопределенное, неограниченное. Вследствие такого расчленения предметность сохраняет некоторую независимость восприятия от фона, на котором экспонируется объект.
Целостность понимается как отражение внутренней взаимосвязи частей и целого в образе. Она обеспечивает влияние восприятия целого на его части, т. е. сохраняет некоторую независимость целого от качества и количества составляющих его элементов. В этом смысле целостность есть индифферентность образа по отношению к искажению и замене составляющих его компонентов — т. е. может рассматриваться как структурная константность.
Обобщенность означает отнесенность образа к некоторому классу объектов, имеющих название. Она представляет собой не столько личный опыт, сколько язык как социальное явление. Поэтому обобщенность позволяет не только классифицировать и опознавать предметы, но и предсказывать некоторые их свойства, непосредственно не воспринимаемые (по их воспринимаемой части и характеристикам класса). Обобщенность отражает независимость восприятия от таких искажений объекта, которые не выводят его за границы класса: в таком понимании — это семантическая константность.
Предметность и целостность выступают как следствия непосредственного чувственного контакта с внешней средой — их, скорее всего, вносит в формирование образа правое полушарие, а константность и обобщенность — можно считать вкладом в. образ левого. Такое разделение в первую очередь объясняется, тем, что полушария по-разному связаны с реальным миром — одно непосредственно, а другое опосредованно. Действительно, при восприятии левое полушарие соотносит получаемую информацию с понятиями, выработанными человечеством вне жизненного цикла отдельного человека — «там и тогда», т. е. в отличие от правого оно связано с реальным миром опосредованно. Даже если образ выходит за рамки класса, соответствующего понятию, в связи с изменением пространственно-временных условий наблюдения, объект все же может быть надежно опознан по его образу, поскольку восприятие его свойств происходит на фоне представлений о должных качествах. Непосредственность связи правого полушария е внешней средой приводит не только к сохранению в образе индивидуальных особенностей объекта, но и удерживает отпечаток самого взаимодействия с ним, что и определяет предметность и целостность образа.
Каждое полушарие мозга получает информацию только от одной половины поля зрения — такова анатомия зрения, однако образ строится целостный — обо всем поле. Происходит это следующим образом: получая информацию с половины поля зрения, каждое полушарие стремится к завершению образа, т. е. достраивает объект, но делает это на свой манер. Правое полушарие, сохраняя целостность образа, усиливает в нем регулярность и стереотипность за счет упрощения деталей, левое — точнее удерживает отдельные детали, не сохраняя целостности. Не удивительно, поэтому, что при угнетении в лечебных целях правого полушария у человека, как правило, обнаруживается склонность к фрагментарному восприятию, излишне подробному перечислению отдельных, несущественных деталей, замещающему адекватное опознание.
Участвуя в восприятии, правое полушарие отражает мир как участник происходящего, выявляя индивидуальные особенности объектов и событий. Нарушение его функций приводит к изменению восприятия в сторону снижения актуальности событий для человека — тогда отмечается дереализация или деперсонализация. Кроме того, понижается точность пространственной локализации внешних воздействий, искажается четкость определения взаимных позиций объектов в группе, поэтому теряется трехмерное видение, способность понимать топографические отношения типа дальше — ближе, выше — ниже. Люди с правосторонними нарушениями (сохранным левым полушарием) правильно читают карты или схемы, но в своей практической жизни совсем не ориентируются в пространстве [94]. Возможно, это происходит вследствие потери точки отсчета как начала собственной системы координат. Так, выйдя из какого-либо помещения, они не могут найти дорогу назад. В том случае, когда поражено левое полушарие, напротив, человек хорошо практически ориентируется на местности, но читать схемы и карты не может.
О связи правого полушария с восприятием индивидуальных характеристик свидетельствует то, что при работающем только левом полушарии человек, активно манипулируя в концептуальном пространстве, т. е. правильно классифицируя заданную часть пространства и называя ее — комната, коридор, не может определить, какая именно комната изображена на предъявленной фотографии. Правильно описывая на словах свое местонахождение, не узнает помещения, где много раз бывал, и уверяет, что попал сюда впервые. Эти особенности восприятия можно понять как потерю чувства участника событий. Наблюдаемую при правосторонних поражениях неспособность человека правильно определиться во времени и месте, используя приметы конкретной ситуации, можно объяснить тем, что в этом случае в восприятие включаются только критерии левого полушария, лишенные из-за высокой обобщенности индивидуальной специфики. Такие критерии, не обеспечивая ощущения знакоместа при наглядной ориентировке, в принципе позволяют, благодаря логической категоризации, осуществить грубое опознание.
С другой стороны, при нарушении в левом полушарии на первый план выступают эффекты иллюзии актуальности: наблюдаются феномены «уже виденного» (относительно новых впечатлений) или «никогда не виденного» относительно хорошо знакомого, хотя для такого переживания нет объективных оснований. При временно выключенном в лечебных целях левом полушарии восприятие изменяется таким образом, что при отсутствии словесной и логической ориентировки наглядная ориентировка сохраняется, т. е. человек подмечает и узнает детали обстановки и, опираясь на эти наблюдения, делает правильные выводы.
Пространство и время — наиболее общие категории, играющие ключевую роль во всех психических процессах — восприятии, внимании, памяти, мышлении, эмоциях, речи, сознании. Полушария прежде всего различаются в отношении преобразования информации о пространстве и времени. Если пространственная привязка объекта восприятия — локализация — скорее функция правого полушария, то временная привязка — темпорализация — теснее связана с левым.
Различают время реальное (объективное), регистрируемое приборами, перцептивное (субъективное) и концептуальное [76]. В реальном времени происходит смена состояний объектов и процессов во внешней среде (внешние ритмы). Перцептивное, или чувственно воспринимаемое, время определяется сменой ощущений человека. Этот тип времени формируется у человека как синтез его слуховых, зрительных, осязательных, мышечных, вибрационных ощущений. В его становлении решающую роль играют внутренние биологические ритмы. Субъективное время меняется в зависимости от состояния организма человека и его самочувствия.
Концептуальное — это понятийное время. Понятия обозначают некие отрезки на временной оси, имеющие одинаковый смысл для всех людей. Названия позволяют упорядочить эти интервалы во времени. Этот тип времени описывается во всех языках такими словами, как секунда, минута, час, век и т. п. Сопоставляя перечисленные типы времени со спецификой полушарий, можно сказать, что чувственно воспринимаемое время — следствие обработки информации правым полушарием, понятийное — левым.
Аналогично различают реальное, чувственно воспринимаемое и концептуальное пространство. Восприятие субъективного пространства зависит от настроения и физического состояния человека. Иногда один и тот же отрезок пути (от работы до дома) кажется коротким, а иногда — длинным. С помощью концептуального пространства человек обозначает внешний мир в понятиях (например, в геометрии: пространства Евклида, Римана, Лобачевского, Минковского, Эйнштейна). Таким образом, человек чувственно воспринимает через свое тело две разные вещи: нечто абсолютное, не зависящее от его системы координат, и нечто относительное как свойство системы координат — пространства его тела [4].
Правое полушарие, преобразующее информацию в реальном времени и пространстве, теснее связано с чувственной информацией, которая воздействует «здесь и теперь». Оно перерабатывает сигналы, получаемые человеком непосредственно от своего собственного тела — в подавляющем большинстве случаев не осознаваемые и потому не отраженные в словах и логических конструкциях. Если правое полушарие перерабатывает сигналы в реальном темпе и специфика его участия в восприятии времени проявляется в обеспечении синхронного отражения текущей времени, то вклад левого в большей мере определяется установлением хронологического порядка, последовательности событий, включением обобщенных представлений о временах года днях недели. Временная шкала левого полушария может быть сжата или растянута по отношению к реальному времени — сохраняется только очередность событий и объектов. Не удивительно, что обнаружено большее сопряжение работы правого полушария с настоящим временем и левого — с прошлым и будущим.
Способность выполнять перекодирование по категориям вместо того, чтобы хранить миллиарды отдельных случаев, — очевидное преимущество человеческой памяти.
Колерс
Память — это процесс запечатления, сохранения и воспроизведения следов прошлого опыта. Она дает возможность сохранять целесообразное поведение на длительные интервалы времени и прогнозировать будущее. Допуская экстраполяцию и интерполяцию, память раздвигает границы восприятия временных и пространственных характеристик объектов. В памяти информация не только хранится, но и непрерывно преобразуется, упорядочивается, обобщается, т. е. она активна и после обобщения и может приводить к изменению установок и мотивов и тем самым влиять на планируемое поведение.
Что хранится в памяти? С одной стороны (справа), образы, ситуации, процедуры и чувственные состояния. С другой (слева) — слова, понятия, декларативные знания, оценки событий, семантика. Однако хранятся не только разные следы, но и способы их связей, тем самым приемы их извлечения из памяти тоже отличаются. Как известно, следы, оставленные в памяти событиями, объединяются в ней связями-ассоциациями. Ассоциации по месту и времени — это функции правого полушария, в то время как причинно-следственные и по сходству — левого. Наглядный пример ассоциативной связи по месту описал Видроу [41], он пришел в аудиторию и сказал: «Я вчера видел кита с сигарой и цилиндром. Нарисуйте, пожалуйста, что я видел». Студенты нарисовали кита, в зубах которого была сигара, а на голове цилиндр, хотя исходная фраза и не включала в себя таких связей. В рисунке отразились ассоциации, закрепленные в личном опыте.
Ассоциации по сходству позволяют объединить объекты в классы, а причинно-следственные связи — в логические критерии. Коль скоро критерии, характеризующие класс, сформулированы, человеку не требуется личный опыт, чтобы узнать некий объект как принадлежащий данному классу, так как в критериях аккумулирован опыт человечества. Поэтому несмотря на индивидуальные особенности объекта, его можно надежно отнести к определенному классу.
Если память человека в разных полушариях имеет различные хранилища информации — отдельно на образы и отдельно на слова, то правомерен вопрос: следует ли сохранять чувственные, наглядные образы и после того, как им присвоены наименования? Если первичные образы уже переработаны левым полушарием в признаки и понятия, то целесообразно ли дальнейшее сохранение столь подробной первичной информации? Представляется, что весьма целесообразно, так как существуют вопросы, ответы на которые могут быть даны только при опоре на такую полную информацию.
Особенность правосторонних следов в том, что они полимодальны, иначе говоря, содержат элементы зрительных, осязательных, слуховых и двигательных ощущений, т. к. это результат сложной практической деятельности с предметами. Подобная полимодальность (синестезия) подчеркивается Л. Н. Толстым в «Войне и мире», когда он описывает восприятие Наташи. Она говорит о Борисе и Пьере: «Он узкий такой, как часы столовые... Вы не понимаете? ... Узкий, знаете, серый, светлый... Николенька бы понял... Безухов — тот синий, темно-синий с красным, и он четвероугольный... Он славный, темно-синий с красным, как вам растолковать?» [186, с. 514]. Здесь и цвет, и свет, и форма, и эмоциональная оценка.
Левополушарная память обнаруживает себя как хранилище знаний, выраженных словами, символами, значениями и отношениями между ними в формулах и алгоритмах. Относящаяся к ней семантическая память — это «умственный лексикон» абстрактного знания, хранимый без ссылки на обстоятельства, при которых оно приобретено. Осуществляемое в ней обобщение, с одной стороны, обогащает память за счет введения запоминаемого в рамки определенных категорий, а с другой — обедняет за счет сохранения в понятиях только типовых деталей.
Память в правом полушарии — эпизодическая, данная в контексте, в противоположность левополушарной — классифицированной по различным основаниям и данной вне контекста. Использование первой дает возможность быстро узнавать, а второй — произвольно воспроизводить и экстраполировать свойства объектов, повышая предсказуемость ситуации. Сведения и события в эпизодической памяти датированы и привязаны к автобиографическим подробностям, времени и месту их получения. Тем самым эта память содержит более или менее явную ссылку на себя как на участника некоего события, находившегося в определенном психофизиологическом состоянии, и на уникальный контекст, связанный с ситуацией в окружающей среде. Информация, находящаяся в семантической и эпизодической памяти, в различной мере подвержена забвению. Она будет вспоминаться в разных ситуациях и отличаться по точности воспроизведения.
Учитывая раздельное хранение сведении о событии справа и слева, психологи приходят к выводу, что каждое событие кодируется по меньшей мере дважды, сохраняясь и как образ и как вербальный аналог. Такое избыточное (двойное) кодирование помогает понять, почему слова, обозначающие наглядный, конкретный образ, запоминаются лучше, чем абстрактные слова: первым соответствуют два следа в памяти, вторым — один. С другой стороны, абстрактные слова воспроизводятся точнее, так как они порождают меньшее разнообразие образных ассоциаций. Ярким примером выраженной правополушарной доминантности памяти можно считать память известного мнемониста Шеришевского [118]. Его память, практически не имевшую границ, соотносили с уникальностью его зрительно-образного восприятия и сохранения следов.
Известно, что точность сохраняемой информации определяется структурой деятельности человека, его целями. Анализ целей деятельности позволяет объяснить, при каких условиях переживаемые события запоминаются во всей своей образной полноте, вместе с контекстом (справа), а при каких — человек выделяет и хранит лишь некоторые их существенные признаки (слева). Запоминание только преобразованной и сжатой информации связано с риском не сохранить именно ту ее часть, которая впоследствии может понадобиться. Этими двумя факторами — предположительно необходимой в дальнейшем полнотой информации и ценой ее сохранения и преобразования — определяется, какие следы прошлого опыта будут использованы. С этой точки зрения понятно, почему полезно хранить и достаточно полную запись исходной информации, и ряд ее преобразований — сжатые варианты.
Образы и целостные представления, формируемые при восприятии правым полушарием, сохраняют индивидуальные особенности предметов и обеспечивают более высокую точность распознавания. Полимодальность образа облегчает непроизвольное воспоминание за счет множественности ассоциативных связей с ним в памяти по различным модальностям. При оперировании зрительными образами во внешнем поле или представлениями — во внутреннем память правого полушария сохраняет их наглядность.
Понятия, формируемые в левом полушарии, сохраняют лишь часть содержавшейся в образах информации. При этом утрачивается вся информация о чувственной окраске образа — зрительная, слуховая и т. п. Может возникнуть ситуация, когда понятие оказывается слишком бедным для решения конкретной задачи. Тогда можно перейти от него снова к образам или сформировать другое, более полноценное понятие. Обращение к правополушарной памяти реализуется через оживление образов и представлений, а к левополушарной — посредством слов и умозаключений.
В последние годы стали различать процедурное и декларативное знания. Первое можно сопоставить с информацией «как сделать», «как действовать», последнее — «что сделать». Обнаружено, что переработка этих двух видов информации ведется в мозгу раздельно и им соответствуют различные хранилища. Причем к декларативной памяти относятся сведения об индивидуальном опыте, сопровождаемые чувством близкого знакомства с этим опытом [27, с. 260].
В структуре памяти выделяют такую важную часть, как эмоциональная память — она тоже представлена двумя формами: правосторонняя воспроизводит непосредственное чувственное состояние, а левосторонняя — интеллектуальное и оречевленное воспоминание о нем с аффективной окраской. При этом человек помнит, что некое событие было неприятным, но не переживает вновь полностью прошлое эмоциональное состояние. В данном случае следы чувственного восприятия сохраняются как бесстрастное знание и не могут включаться в личностный план ярко окрашенных переживаний.
Примером воздействия эмоциональной памяти, отражающей правостороннюю переработку информации, может служить случай из жизни Ф. И. Шаляпина [69]. Среди артистов разгорелся спор по вопросу, что такое искусство. Шаляпин незаметно удалился в соседнюю комнату. Внезапно распахнулась дверь, он стоял на пороге смертельно бледный, со взъерошенными волосами, дрожащими губами, с полными ужаса глазами и произнес: «Пожар!» Поднялась паника, крики... Но Шаляпин вдруг рассмеялся: «Теперь вам понятно, что такое искусство!?» Увидев на лице Шаляпина выражение эмоционального шока, которое, как подсказывал опыт, появляется на лице участника чрезвычайной ситуации, артисты не сомневались — пожар.
Все сказанное о памяти подводит к выводу, что специфика правого и левого полушарий определяется используемым способом объединения материала. Правополушарная классификация — ситуативная, она опирается на практический опыт человека, а левополушарная — категориальная — на логику и понятийное мышление.
При ситуативной классификации человек относит к одной группе предметы в рамках одной наглядной практической ситуации: например, стол — скатерть — тарелку — нож — хлеб — мясо — яблоко и т. п., явно восстанавливая зрительно обстановку обеда, где встречаются все эти предметы. Отсюда ясно, что воспроизводя наглядно-действенный опыт, правое полушарие объединяет объекты в поле «здесь и теперь» по их роли в целостной конкретной ситуации, это и определяет все особенности ситуативной памяти, главная из которых — неоднозначность. Такое объединение может проводиться по многим основаниям и в зависимости от различных критериев, использованных при обобщении, один и тот же объект может попасть в разные классы. Левополушарная переработка вводит объект в класс, соотнося его с типовыми критериями в соответствии с социально закрепленными категориями, хранящимися в памяти и не зависящими от данной ситуации. Оба способа обобщения страдают неполнотой: первый — из-за ограниченности опыта конкретного человека, второй — из-за потери информации об индивидуальных особенностях объектов. В последнем случае точность информации понижается, зато надежность категоризации повышается. Левополушарное хранилище получило еще название семантического, поскольку в нем содержатся не только понятия и категории, но и вся вспомогательная информация, необходимая для пользования речью: значения и правила манипуляции словами, их символическими представлениями.
С правым полушарием теснее связано непроизвольное запоминание, а с левым — произвольное [119]. Непроизвольное — процесс попутный при некоторой деятельности, когда запоминание само по себе не служило целью, а осуществлялось лишь как необходимость удержания каких-то следов для ее завершения. Напряжение как условие, требуемое для такого запечатления, обеспечивает мотив деятельности, а возникающие по ходу реализации ассоциации фиксируют связи в памяти. Здесь важно обратить внимание на то, что непроизвольное запоминание, организуемое деятельностью человека, с его целями и способами достижения, осуществляется в основном в сфере подсознательного [18].
Произвольная память — процесс, где само запоминание выступает как осознанная цель деятельности: «хочу запомнить». Здесь посредником при запоминании служат выявленные ранее и привносимые извне причинно-следственные связи или критерии сходства — и то и другое не связано с конкретной деятельностью. Поэтому произвольность воспоминания может направляться самоинструкцией.
Счастье зависит не столько от самих вещей, сколько от мнения, которое мы возымели о них.
Эразм Роттердамский
Эмоции — процессы, отражающие личную значимость и оценку внешних и внутренних ситуаций в жизни человека в форме переживаний. Наиболее существенная черта эмоций — субъективность. Кроме субъективности отмечаются такие их характеристики, как ситуативность, обобщенность, направленность (положительные и отрицательные) и степень напряженности. Поскольку эмоция отражает отношение человека к объекту, постольку она включает некоторую информацию о самом объекте, что и определяет предметность эмоций и воплощает познавательный их компонент. Отсюда следует двойная обусловленность эмоций: с одной стороны, потребностями человека, которые определяют субъективный компонент, а с другой — его способностями отразить определенные свойства этого объекта — объективный компонент. Органическая связь двух основных компонентов эмоций позволяет реализовать их вероятностно-прогностическую функцию в регуляции поведения человека.
Как переживание может сыграть такую роль, как прогноз? Для этого необходимо, чтобы некая последовательность событий могла быть представлена непрерывной функцией, допускающей продолжение в соответствии с выявленной закономерностью. Именно это и предложил Вундт. Он допускал [46], что чувства и переживания отвечают за целостность отражения, считая, что благодаря слиянию чувств мы воспринимаем не последовательность отдельных звуков, а мелодию. Любое чувство он схематически изображал в виде точки в трехмерном пространстве с осями: удовольствие — неудовольствие, возбуждение — успокоение, напряжение — разрядка. Близкие идеи развивал Б. М. Теплов. С его точки зрения, целостность образа базируется на чувственном переживании [182].
Если эмоции выполняют прогностические функции, то не удивительно, что они усиливаются при дефиците информации и способствуют преодолению отрицательного влияния этого дефицита. Как это достигается? Повышение эмоциональной напряженности ведет к расширению спектра извлекаемых из памяти гипотез. При этом как бы открываются шлюзы для поступления в решающую инстанцию дополнительной информации, т. е. границы мышления раздвигаются. Однако чрезмерное возбуждение вновь резко сужает диапазон доступности памяти, что и объясняет известную тенденцию к стереотипным решениям в стрессовых ситуациях.
Правое и левое полушария по-разному участвуют в эмоциональной жизни. Во-первых, накладывает свой отпечаток последовательность индивидуального развития. Как известно, раньше всего у человека созревают процессы самосохранения, теснее связанные с отрицательными эмоциями. Поэтому быстрее реагирует правое, сохранившее за собой эти эмоции и передавшее доминирование положительными эмоциями левому. Во-вторых, сказывается двухкомпонентность каждой эмоции. Когнитивная, познавательная часть, требующая хоть в какой-то степени анализа и осознания, в большей мере находится в ведении левого полушария. И, наконец, на эмоциональную реакцию влияет возможность несовпадения индивидуальных и социальных оценок одного и того же события. Возбуждение правого полушария чаще приводит к ухудшению настроения. Человек становится мрачным, жалуется на плохое самочувствие. При этом он пессимистически оценивает свое положение и перспективы, у него преобладают переживания депрессии (тоска, тревога, внутреннее беспокойство, растерянность), которые сопровождаются повышением бдительности. Возбуждение левого полушария приводит к хорошему настроению, вплоть до благодушия. Отношение к миру у человека с временно выключенным правым полушарием улучшается, он становится мягче, приветливее, веселее. Особенно выразительна эта перемена у людей в состоянии депрессии, когда у них настроение предельно понижено, тогда при временном отключении правого полушария видно, как исчезает свойственная им мрачность, подавленность, сосредоточенность на отрицательных переживаниях. Одновременно у них появляется оптимистическая оценка собственного положения, будущее рисуется обнадеживающим [17].
При выключении правого полушария доминирует левое, которое обеспечивает придание логичности, стройной структуры, упорядоченности поступающей информации. Ощущение простого, стройного, хорошо организованного мира определяет появление радости и эйфории. Выключение левого полушария, наоборот, приводит к восприятию мира во всей его сложности и конфликтности, что сопровождается подавленностью, страхом и другими отрицательными эмоциями.
Тесная связь отрицательных эмоций с правым полушарием, вероятно, объясняется тем, что неприятные ситуации связаны с опасностью, последняя требует быстрого и точного реагирования [102]. Таким образом, способствуя обострению внимания, отрицательные эмоции повышают скорость реакций и тем самым улучшают оперативный прогноз. С другой стороны, связь левого полушария с положительными эмоциями создает благоприятный фон для всестороннего учета прошлого опыта, его статистических связей и формирования развернутых планов реализации целей. Если у человека нет надежд, т. е. положительно окрашенных перспектив, он не строит конкретных планов. С правым и левым полушариями связаны эмоции, разные не только по знаку (положительные или отрицательные), но и по значимости, по смыслу.
Если эмоции в целом отражают оценку значимости событий, то при правосторонней оценке в качестве единственного критерия значимости человек взвешивает вред или пользу данного события для себя. При левосторонней оценке могут быть использованы несколько разных критериев. За счет механизма децентрации, человек может мысленно присоединить себя к некоторой группе и значение события рассматривать с позиции этой группы (семья, коллектив сотрудников, этническая группа). В этом смысле справа эмоциональные реакции единственны в соответствии с единственностью личного мироощущения и Мировосприятия, в то время как слева множественны, поскольку в этом случае человек способен менять позицию, с которой он взвешивает значимость события.
Прогнозирование включает порождение цели и формирование плана ее реализации. В. П. Симонов [168] отмечает, что правое полушарие теснее связано с порождением целей, а левое — с уточнением средств их достижения. Цель предполагает личную эмоциональную значимость некоего события для человека. Особо тесно правое полушарие связано с эмоциональными подсознательными процессами. Е. Ю. Артемьева высказала предположение, что при левосторонних поражениях теряется возможность ответа на вопрос: «Что со мной происходит?» (с позиции других), а при правосторонних: «Каково личное значение того, что со мной происходит?» [14].
Если знания и моральные нормы человека им не прочувствованы, не окрашены личностными эмоциональными отношениями [120], то в этом случае мысль может служить пустой оболочкой, всего лишь мыслительным штампом, легко принимаемым и легко отбрасываемым в зависимости от мнения общества. Совсем иное дело, когда мысль имеет эмоциональную основу. Тогда она выражает глубокое чувство, подлинное убеждение, в ее основании — вся личность в целом [205].
Одной из сторон целостности эмоционального реагирования выступает интонирование человеком собственной речи и восприятие интонационной окраски речи другого лица. Так, у человека с правосторонними нарушениями теряется способность определить, как сказано, например, с раздражением или с укором. При левостороннем поражении, напротив, утрачивается понимание смысла утверждения как комплексной, социально детерминированной оценки, но во многих случаях сохраняется оценка эмоциональной окраски сказанного.
При неречевой коммуникации сообщение характеризуется большей откровенностью: если человеку сравнительно легко удается солгать на словах (например, из соображений такта), то изменить экспрессию тела значительно труднее. За симуляцию — выражение непереживаемой эмоции, подавление — сокрытие выражения переживаемой эмоции и маскировку — замену выражения переживаемой эмоции другой, ответственно левое полушарие. С возрастом растет контроль за выражением главным образом отрицательных эмоций. Правое полушарие «более искренне» и на левой половине лица выражается в большей мере «истинное» чувство, тогда как на правой мимика в большей мере произвольно корректируется. Происходивший в 1960 г. телевизионный диспут между кандидатами в президенты США — Кеннеди и Никсоном, по общему мнению, решающим образом повлиял на успех Кеннеди. Теперь считают, что важную роль в этом шоу сыграло расположение телевизионной камеры, при котором Кеннеди был виден справа, а Никсон — слева: положение камеры оказалось не менее значимым, чем содержание высказываний претендентов.
Границы моего языка означают границы моего мира.
Людвиг Витгенштейн
Язык — средство общения, делающее доступными познанию не только те объекты, с которыми достижимо реальное взаимодействие. Речь выступает как способ организации своего и чужого поведения и как орудие анализа внешней среды, поскольку слово, с одной стороны, выделяет объект из среды, давая ему имя, а с другой — включает его в категорию сходных. Собственно, речь и ее вербальные компоненты анализируются в основном в левом полушарии, а невербальные компоненты — жесты, мимика, танцы, интонации — в основном правым. Исключение нормальной работы правого полушария приводит к нарушениям, связанным с невозможностью использовать образный язык этого полушария. У человека с одним функционирующим полушарием — левым, наряду с увеличением формального богатства речи за счет активизации словарного и грамматического ее состава, наблюдается и ее обеднение — он не воспринимает ту образность и конкретность речи, которую придает ей интонационно-голосовая выразительность. То же при зрительном предъявлении слов в правое полушарие: человек не способен назвать предъявляемые буквы и слова, но может уловить смысл не только отдельных слов, но и целых фраз. Только совместная работа полушарий позволяет всесторонне обработать поступающую с речью информацию и отжать из нее возможные объективные и субъективные сведения.
Правосторонний язык адекватен особым формам человеческой практики, где он обладает большей выразительностью, чем левосторонний. Трудно эффективно пересказать, описать словами кинофильм, спектакль, симфонию, скульптуру, картину и т. д. Пересказать можно лишь сюжет, тему, но не общее впечатление. Недаром говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», или, как в китайской поговорке: «Одна картина стоит десяти тысяч слов». Образный язык развивается в раннем детстве. В возрасте 3-6 лет детям легче выразить себя и передать суть события образом, картинкой, музыкальной зарисовкой, чем с помощью речи. Например, с помощью элементов этого языка Шуман в раннем возрасте сочинял «Музыкальные эскизы людей», изображая моральные и даже физические черты своих товарищей с помощью мелодий и ритмов, и достигал поразительного сходства. Когда ребенок овладевает речью, переработка родного языка осуществляется у него сначала в обоих полушариях (латерализация развивается позднее). Поэтому на начальном уровне ее развития речь может сохраняться и при функционировании только правого полушария. Если позднее (когда латерализация завершена) человек осваивает второй язык, он уже не связан с правым полушарием. Отсюда понятно, что при выключении левого полушария проявляется предпочтение родному языку, а выученный позднее язык используется с большей легкостью при выключении правого [212].
Обнаружено, что образный язык, свойственный переработке правого полушария, в большей степени общий для всех народов. Это позволяет людям разных культур понимать друг друга при помощи жестов, мимики, интонации, движений тела. Указанная общность позволила создать международный пиктографический язык, служащий путеводителем людям при передвижении в разных странах мира, и в спорте, и в других сферах.
Совокупность современных образных языков представляет собой некую иерархию, и лишь низший ее уровень — базис — общий для всех культур: использование его не требует специального обучения. Для овладения более высокими уровнями этого языка — хореографии, дирижирования, художественной гимнастики, пантомимы, символики государственных флагов, гербов, картографических знаков — требуется обучение.
Слова и понятия, тесно связанные с функциями левого полушария, теряют непосредственную связь с обозначаемым объектом, не сохраняют информацию о его индивидуальных особенностях, представляя собой результаты классификации и категоризации объектов внешнего мира. Это более независимые от контекста образования, чем образы, и в силу такой независимости обеспечивают повышенную надежность процесса общения. Преимущество речевого выражения мысли в значительной мере обязано отрыву его от непосредственной связи с реальными предметами и возможности формировать новые слова, более точно отражающие потребность, что чрезвычайно упрощает действие, устраняя его вариации. Предложение — суть последовательное разворачивание информации в дискретный ряд элементарных знаков, что способствует его однозначности и воспроизводимости информации. Однако само по себе слово как элемент языка вне контекста многозначно, и только включение его в определенный речевой контекст ограничивает, стабилизирует значение, делая слово средством точного и однозначного общения.
«Укоренившись» в левом полушарии, переработка речевого сообщения привнесла туда новые формы анализа — последовательного. Так, школьник-европеец при чтении сосредоточен на последовательности знаков, что и определяет особенности формирующейся у него логики. Японский ребенок не может следовать взором за последовательным развитием, он воспринимает знаки как целостные структуры, ибо каждый иероглиф означает самостоятельное понятие, что ведет к формированию у него другого типа анализа [153].
Кроме слов — вневременных и внепространственных объектов, среди функций левого полушария — накопление в памяти сведений о прошлых событиях для программирования будущих действий. Установлено, например, что при отключении левого полушария при слуховом восприятии разборчивость длинных и коротких слов уравнивается (статистические связи не влияют) и избыточность перестает служить опорным пунктом для их опознавания, а при отключении правого — возрастает удельный вес ошибок, состоящих в принятии бессмысленных слов за осмысленные.
Можно соотнести литературу и живопись с механизмами полушарий. Если живопись основана на передаче пространственных форм и цветов, то литература использует для выявления связей и отношений последовательность слов, связанных во времени грамматическими конструкциями. Живопись представляет существо действия одномоментно — только через композицию форм, в то время как литература описывает этот мир через сцены последовательных действий. Указанные особенности живописи и литературы можно рассматривать как следствия языков правого и левого полушарий: первый передает сведения о временных деталях посредством пространственных соотношений на картине, у второго — пространственным соотношениям соответствуют грамматические конструкции естественного языка. В то время как литература представляет мотивационные силы поступков в динамике через приход и уход, живопись отражает человеческую жизнь как одномоментную закрытую систему, в которой действующие силы показаны совместно, в конфигурации [229]. Пример слияния этих свойств изобразительного искусства (рисунки домов) и литературы (подписи к этим рисункам) приведен на рис. 2.
Логика — есть попытка понять действительный мир по известной, созданной нами, схеме сущего, правильнее говоря: сделать его для нас более доступным формулировке и вычислению.
Фридрих Ницше
Мышление отражает свойства и отношения объектов и явлений. Побудителем разворачивания процесса мышления служит проблемная ситуация — рассогласование между искомым результатом и имеющимися в памяти стратегиями достижения чего-то подобного. Анализ проблемной ситуации порождает вопросы, которые приводят к ответам, а ответы — это уже суждения, вскрывающие отношения, значимые в проблеме. В этом смысле суждение и выступает как единица мыслительного процесса. Переформулирование проблемы или включение ее в новые контексты провоцирует новые вопросы и новые суждения, так становится непрерывным перевод проблемы с языка слов и символов на язык образов, и обратно, что и позволяет вскрыть существо проблемы, выделить в ней инварианты и тем самым продвигает ее решение.
Существенный аспект различия между полушариями в обработке информации о внешней среде связан с тем, как анализируется поле восприятия — все одномоментно или последовательно, по частям, т. е. целостно или дробно.
Принято говорить об образном и логическом мышлении, практическом и теоретическом, ситуативном и внеконтекстном. Основой для разделения этих видов в каждой паре являются различные мыслительные операторы и операции, принимающие участие в интеллектуальном процессе. Есть основания думать, что в правом полушарии мышление осуществляется посредством реального действия и в зрительном поле «здесь и теперь», а в левом — всегда с помощью мыслительных операций во внутреннем поле за счет вскрытия логических отношений, независимо ют времени и пространства. Отношения в правом полушарии выявляются не с помощью логических операций, а с помощью оперирования реальными объектами непосредственно через движение и динамику их последовательных состояний. В этом случае увидеть реальность в ее истоках помогает мысленное взаимодействие с объектом.
Для вскрытия новых отношений необходима смена ситуаций. В этом плане надо сказать, что процессы в левом полушарии описывают события таким образом, что допускают перенос сначала системы координат в любую точку пространства и времени вне зависимости от биографических особенностей данного человека. Это дает возможность ему мысленно переместиться в любую точку пространства и времени или, заняв любую социальную позицию, посмотреть на мир с новой точки зрения. Однако и с помощью правосторонних операций можно сменить позицию — увидеть мир с другой точки зрения. «Я могу войти в ваше положение» — не требует понятийного мышления, т. е. может быть выполнено образно.
Левосторонние отношения, с одной стороны, могут характеризовать связь прошедших и будущих событий, а с другой — предметы, находящиеся далеко от воспринимаемой в данный момент ситуации или вообще с ней не связанные. Например, переход от одного числа к другому в натуральном ряду чисел не совершается ни материально, ни во времени, здесь нет существенной связи чисел с вещами. Натуральный ряд приложим к любым вещам и не зависит от их качества, он существует сам по себе, без всяких вещей, как акт мысли.
Вычленение отношений правым полушарием опирается на формируемую во внутреннем поле схему собственного тела (схема тела — это отраженное во внутреннем поле человека соотношение частей его тела в их статических и динамических взаимосвязях). Свободная и адекватная ориентация в схеме тела позволяет человеку точно воспринимать и координировать собственные движения. Мышление правого полушария осуществляется путем двигательного уподобления, опираясь на способности тела человека моделировать функцию, связанную с установлением отношения. Новое отношение может быть постигнуто в той мере, в какой организм может служить его физическим аналогом.
Почему ключевым моментом выступает двигательное уподобление? Поскольку установлена двусторонняя связь каждого анализатора с двигательным центром, постольку вероятно, что именно двигательная область коры выступает как аппарат объединения, обобщения работы всей системы анализаторов. Тогда раздражения, поступающие от разных анализаторов в ситуациях с одним и тем же психическим смыслом связываются через общую деятельность, что и составляет основу правополушарного механизма обобщения. Благодаря этой связи через двигательный центр внешне несходные условия могут побуждать одинаковые способы действия. Информация, уже обобщенная двигательным центром, может выступать как первичная, т. е. становиться источником для последующего анализа и синтеза.
Ощущения самого себя переживаются человеком целостно, поскольку отсчитываются от самоощущения как начала координат. В этом смысле правосторонние описания включают человека как непременного участника совершающихся событий. Здесь его собственное тело используется как инструмент познания мира, когда путем перевоплощения оно уподобляется формам внешних объектов в их статике и динамике (рис. 3).
Уподобление динамике внешнего объекта позволяет сделать заключение о состоянии этого объекта, т. е. понять его. Тем самым установление новых отношений опосредуется изменением состояния собственного тела человека. В частности, выявление отношений, необходимое для восприятия формы, основано на восприятии объекта в последовательные моменты времени в динамике непрерывного изменения его состояний (например, поворота). Информация от глазодвигательной системы дает возможность отнести изображения исходного и конечного состояний (иногда совсем не похожих по форме друг на друга) к одному и тому же объекту. Такие операции осуществляются при наблюдении не только внешнего движения, но и движения во внутреннем поле. Установлено, что правое полушарие обеспечивает пространственное мышление, необходимое для решения задач на перемещение и вращение в уме.
Что еще специфического в правостороннем мышлении? Существенная его черта — нечувствительность к противоречиям. Действительность сама по себе не знает логических противоречий, они возникают лишь как результат взаимодействия с ней человека. Поскольку такие правосторонние операции, как уподобление, идентификация, заражение, сопричастность, используемые как основа объединения и обобщения при мышлении, не чувствительны к противоречиям и обладают вневременным характером (прошлое и будущее для них сосуществует), правостороннему мышлению не свойственна эта чувствительность.
Стратегии анализа ситуации при решении интеллектуальных задач — целостная и пошаговая, отражающие специфику мышления полушарий, формируются не одновременно, раньше обнаруживается целостная. Эксперименты Люшера [по 230] показали, что когда детям предложили найти объяснение, почему машина съехала с дороги и врезалась в дерево (задавая экспериментатору вопросы и получая ответы только «да» и «нет», они вели себя в разном возрасте по-разному. Младшие предпочитали проверить свою гипотезу сразу, а дети постарше задавали наводящие вопросы, последовательно уточняя ситуацию. Напрашивается предположение, что у младших в большей мере задействовано правостороннее, целостное мышление, а у старших уже начинает доминировать левостороннее.
Правостороннее мышление может вскрывать отношения между первичными образами, но может оперировать и с образами высокого уровня обобщенности. Примером работы с первичными образами может служить зрительное представление отношения между двумя одновременно воспринимаемыми образами: нож + сердце = печаль или собака + рот = лаять. Визуальные понятия, формируемые в этом процессе, обладают эквивалентами в рисунках и картинках. Термин «перцептивное понятие», как подчеркивает Арнхейм [13], указывает на сходство результатов чувственного восприятия и логического мышления. По его представлению, визуальное мышление вскрывает отношения между первичным образом, который может служить изображением реальной действительности, и вторичным, более обобщенным — символическим выражением отвлеченного содержания (рис. 4). Образ-изображение (треугольник как изображение горы) может быть по отношению к оригиналу более абстрактен, схематичен. Образ-символ (визуальное понятие), по сравнению со своим содержанием, конкретен и вещественен (тот же треугольник как символ упорядоченной иерархии). Отсюда следует, что и правое полушарие способно к абстрактному символическому мышлению. Например, оно обладает большей способностью к геометрии. Визуальное мышление — это такая деятельность с образами, когда они приводятся в столкновение и порождают новые образы и символы.
Наглядность обладает доказательностью. Еще в древнем мире при доказательстве теоремы Пифагора рисовали чертеж и говорили: «Смотри!» Следует отметить, что усмотреть можно не только причинную обусловленность, но и обратимость явлений. Обратимость может быть представлена человеку за счет динамики: все, что пропадает из виду по мере передвижения наблюдателя, вновь появляется в виду, когда он возвращается. Используя образное мышление, можно усмотреть закономерность в зрительной картине и решить задачу на продолжение выведенного закона еще до сознательного его восприятия. Чисто логические суждения, выражающие, например, принадлежность объекта к некоторому множеству, получают свое воплощение в пространственных отношениях — наглядном изображении силлогизмов кругами Эйлера. Утверждение, что никогда нельзя увидеть причинную обусловленность, — неверно. Например, при соударении упругих тел это возможно — столкновение состоит из двух последовательных смещений, и видно, как одно служит причиной другого [52]. Из наглядных образов исходит геометрия, позволяя ухватить в одном представлении то, к чему алгебра и анализ приходят последовательными шагами.
Конкретность и наглядность ситуации, которые выступают как критерии обобщения в правом полушарии, традиционно рассматривались в качестве аргумента в пользу слабой обобщающей способности этого полушария по сравнению с левым, которое оперирует при мышлении такими абстрактными объектами, как слова, буквы, цифры, формулы и т. д. Такая позиция не учитывает, что правое полушарие непосредственно связано не только с внешним миром, но и с левым полушарием. Оно в качестве входных обрабатывает и абстрактные левосторонние описания, формируя из них вторичные наглядные образы — символы более высокого порядка, чем исходные левосторонние. Так, в качестве продуктов правостороннего мышления появились планетарная модель атома, пространственная структура ДНК и др. [75].
Наиболее обобщенным оператором мышления правого полушария выступает идея. Идея целостна, образна, она тесно связана с чувством и характеризуется личностной принадлежностью, что делает ее субъективно достоверной. Содержание идеи не поддается достаточно полному определению из-за ее чувственной насыщенности. Чтобы сделать идею доступной другим людям, достоверной для них, ее нужно логически обработать в левом полушарии, исключив тем самым из нее чувственную компоненту.
Левосторонние преобразования мышления вычленяют отношения между предметами и явлениями опосредованно, их продуктивность зависит от меры обобщенности понятий, с которыми как с объектами они оперируют. Понятие — продукт расчленения и последующего обобщения, полностью лишенный наглядности. Весьма ценная операция мышления — стереотипизация, так как она позволяет сделать обширные выводы на основе частичного знания. Еще Цицерон и Демосфен рекомендовали иметь наготове заранее отработанные стереотипные схемы рассуждений, которые можно использовать для обоснования или опровержения тех или иных положений. Стереотипы могут быть речевыми, понятийными, образными. Левосторонние стереотипы выступают как схемы логических рассуждений «если ... то» [181].
Мышление способно выявить отношения, которые зрительно не представимы. Оно осуществляется посредством особых умственных действий — операций анализа, синтеза, отождествления, различения, абстрагирования и обобщения. Эти операции определяют основное свойство мышления — открытие новых свойств и признаков объекта через включение его в новые связи. Подобные связи могут быть обнаружены в реальном действии, организованы в зрительном или мысленном поле, а также вскрыты анализом логических отношений. Результат мышления, его субъективная сторона проявляется в понимании. Чем больше связей человек обнаруживает между новым и прежним опытом, тем сильнее ощущение, что это новое ему понятно [167].
В отличие от правополушарной переработки в процессе мышления, когда выделяется и обобщается интимно-психологическое, левополушарное преобразование очищает воспринятое от интимно-психологического и превращает его в логическое.
Связь процесса понимания с левым полушарием считается очевидной, поскольку мысль облекается в слова и словесные логические конструкции. Вклад правого полушария в этот процесс традиционно рассматривался как малозначимый. Однако, по нашему мнению, все обстоит иначе — участие правосторонних механизмов совершенно необходимо и без этого понимание не может быть достигнуто. Человек понимает словесно выраженную мысль путем перевода слов в код мысли, т. е. путем девербализации. В этом переводе посредниками служат кинестетические, слуховые, зрительные образы. Например, предложение «на тарелке лежит лимон» понятно, если в памяти человека есть образ тарелки, образ лимона, т. е. он когда-то видел и лимон, и тарелку и ему показали, что такое «лежит на тарелке». В данном случае понимание достигается активизацией образов к отношений между ними при обращении человека к своему личному опыту. Понимание текстов может достигаться как сравнением различных словесных описаний ситуации, так и преобразованием предложения в квазипространственную структуру и сравнением ее с реально воспринимаемой сценой [54]. Как известно, доказывает истину только ее очевидность, а убедить в этой очевидности можно только путем доказательств.
Я не только поступаю в соответствии с тем, что я есть, но и становлюсь в соответствии с тем, как я поступаю.
Виктор Франкл
Мы рассмотрели высшие психические процессы человека и показали, что в каждом из них асимметрия полушарий играет существенную роль. Однако психические процессы функционируют не сами по себе и человек не сумма психических процессов Психические процессы — это орудия, атрибуты психического образования более высокого уровня — личности [251]. Понятие личность, как отмечает И. С. Кон [98], многозначно: с одной стороны, оно обозначает конкретного человека в единстве его индивидуальных свойств, с другой — понимается как социальное свойство, как совокупность интегрированных в человеке социально значимых черт, образовавшихся в процессе взаимодействия с другими людьми.
Управляет психическими процессами личность. Она осуществляет это управление на основе составляющих образа Я, образа мира, модели мира. Отношение человека к себе зависит от доминирующего в данный момент или у данной личности полушария. Если по отношению к левому можно говорить о самосознании или Я-концепции как о наборе словесно обозначаемых свойств и черт характера, отчетливо осознаваемом, необходимом и достаточном для самоуважения (Я — добрый, смелый, честный и т. п.), который формируется по законам логико-речевого мышления, то по отношению к правому этому соответствует Я-образ — самоощущение в картинах и чувствах, оно не осознаваемо, но, в принципе, существует возможность его осознавать.
Я-концепция рассматривается как функционирование знаний человека о себе на более высоком уровне, как сложившаяся иерархически, обобщенная и устойчивая система. Она выступает в качестве санкционирующего механизма, определяя не только восприятие разных сторон собственной личности, но и окружающего мира. Если в Я-концепции отражены социальные значимости объектов и явлений, то в Я-образе находит отражение их личная, индивидуальная значимость.
Особенности личности проявляются в мотивах, установках, целенаправленности поведения, ценностях. Во всем этом полушария также играют различную роль. Следствием переработки информации на подсознательном уровне выступает формирование установки. В реальной жизни человека самооценка функционирует как на вербально-осознанном, так и на интуитивном уровне. Неосознанный уровень адекватен либо стандартным, привычным для него ситуациям, либо, наоборот, экстремальным условиям, требующим особо быстрого принятия решений.
Оставаясь часто не только неосознаваемой, но и непереживаемой, установка проявляется функционально как своеобразие системы критериев, как регулирующая тенденция, о существовании которой можно судить по динамике поведения. Системы установок аккумулируют опыт и знания человека, определяя доступные ему уровни прогноза. Успешность действия конкретного человека зависит от качества его прогнозов и временной перспективы, на которую они проектируются. В свою очередь, прогноз надстраивается над накопленной человеком информацией и определяется не только ее объемом, но и способами ее обобщения. Правое и левое полушария делают это по-разному: правое обобщает в реальном пространстве и времени, а левое — в пространстве вневременных понятий и категорий. Это основное различие и определяет специфику построения прогноза.
Моделирование внешнего мира требует двух видов информации: что сделать и как сделать. Считается, что правое полушарие использует процедурное знание, которое никогда не осознается, а левое — ту часть декларативного знания, которая должна осознаваться для реализации произвольного действия. По мере обучения и формирования навыков произвольные действия автоматизируются, становятся непроизвольными и декларативное знание, регулирующее этот процесс, становится неосознаваемым и используется уже правым полушарием.
Декларативное знание, в принципе, доступно осознанию, и о нем можно узнать непосредственно через интроспекцию. Предполагают, что осознанный доступ к нему зависит от уровня затрачиваемых усилий на осознание. Если они выше некоторого порога, структура декларативного знания осознается, если нет — не осознается. В последние годы получены данные о том, что процедурное знание может взаимодействовать с декларативным и использовать даже те части декларативного знания, которые сами по себе не доступны произвольному осознанию. Тем самым находят объяснения феномены подпорогового восприятия и неявной памяти.
Если у человека нарушена прогностическая функция, то отсутствует и чувство, которое можно рассматривать как барометр правдоподобия прогноза — чувство юмора. Как известно, каждая ситуация и высказывание подразумевают вероятное продолжение. Если ожидание в отношении продолжения не оправдывается — продолжение оказывается неожиданным, — человек может испытывать чувство юмора. Очевидно, что оно связано с прогностическими свойствами левого полушария. Подсознательные процессы не способны к восприятию юмора.
Идеал — это путеводная звезда. Без нее нет твердого направления — нет жизни.
Л. Н. Толстой
У кого есть Зачем жить, может вынести почти любое Как.
Фридрих Ницше
Всем своим опытом, всей своей жизнью человек формирует у себя некую модель мира, в которой представлен и он сам. Отбор информации, используемой для построения такой модели, реализует цензура. Она выступает как инструмент, который, анализируя поступающую извне информацию, фильтрует ее, пропуская лишь ту, которая не разрушает созданную на данный момент во внутреннем плане картину мира. Остальная потенциально опасная информация преобразуется с помощью одного из механизмов психологической защиты и лишь в таком урезанном или переработанном виде оказывает влияние на картину мира.
Модель мира как представление о себе и мире составляет центральную часть психической жизни человека. Эту модель можно представить в виде взаимодействия нескольких крупных блоков: высших психических функций (включая память), структуры ценностей (включая мотивы, цели, установки, идеалы, нормы), цензуры и системы психологической защиты — барьеров. Память среди высших психических процессов выделена особо, поскольку в ней осуществляется построение внутренней модели мира.
Вся информация из внешней и внутренней среды человека процеживается цензурой, сформированной на базе высших психических функций, системой ценностей и барьеров. Цензура — это как бы окно, через которое мы смотрим в мир, его размер и прозрачность поддаются сознательному и бессознательному контролю и определяются культурным уровнем человека, его нравственностью и стремлением к ограждению своей психики от вторжений извне. Информация, пропущенная цензурой, взаимодействует с иерархической структурой ценностей. Результатом взаимодействия является придание каждому событию личной значимости на подсознательном или осознанном уровне. Структура ценностей — это как бы линза, преломляющая информацию под углом личных целей и идеалов. Пройдя эту линзу, новая информация в системе высших психических функций принимает участие в формировании сценария возможного развития событий в будущем.
Из каких элементов состоит модель мира? Как считают многие исследователи, в качестве ведущих компонентов в ней служат мотивы. При всех различиях в трактовке понятия личность у таких видных психологов, как С. Л. Рубинштейн, А. Л. Леонтьев, В. Н. Мясищев, Б. Г. Ананьев [10, 111, 132, 164], в качестве ведущей черты личности все они выделяли направленность, считая ключевым элементом структуры личности мотивы. (Большинство психологов рассматривают мотив как психическую напряженность, обладающую направленностью.) На фоне этой общности можно отметить и особенности. Так, А. Н. Леонтьев трактовал мотив не только как внутреннее побуждение, но и как реальные предметы, в которых воплощены (опредмечены) некие потребности человека. По мнению С. Л. Рубинштейна [164], лишь чувственное переживание потребности реализуется как стремление, т.е. чтобы стать действительным мотивом поступка, его внутренняя причина должна породить эмоцию.
Постепенно у исследователей сложилось представление, что личность характеризуется не просто совокупностью так или иначе определенных мотивов, а системой, в которую они организованы. Предпочтение среди разнообразия возможных видов организации отдали иерархии. Например, А. Н. Леонтьев [110, с. 48] писал: «Структура личности представляет собой относительно устойчивую конфигурацию главных, внутри себя иерархизированных мотивационных линий».
Что выступает в роли системообразующего фактора? Ограниченность жизни человека. Представление о своем жизненном ресурсе вынуждает человека выстраивать мотивы, цели и ценности в иерархию, определяя для себя их приоритеты. Установлено: чем меньше ресурс человека (например, экстремальная ситуация), тем более жесткой становится его система ценностей, сильнее выражена ее иерархичность и сокращено число элементов. Мотивы, занимающие в иерархии доминирующее положение, определяют характер направленности личности и ее нравственную устойчивость. Это могут быть мотивы, направленные на себя, на других людей, на дело.
Ряд исследователей соотносит систему мотивов с иерархией доминат. При этом предполагается, что на вершине — доминанта жизни, вблизи от нее — другие, достаточно сильные и устойчивые, на нижних уровнях — кратковременные и наименее устойчивые. Здесь необходимо особо обратить внимание на важный в плане данной книги момент — мотивы бывают осознанными и неосознанными. При этом на сознательном и неосознаваемом уровнях могут одновременно доминировать разные направленности: некоторые люди могут сознательно стремиться к одному, а действовать в соответствии с мотивами другой направленности, доминирующими на неосознанном уровне.
На этом этапе рассуждений следует подчеркнуть наше допущение, что у человека функционируют две системы мотивов. Первая — иерархия осознанных мотивов (целей). Она в дальнейшем соотносится с левым полушарием — модель Б. Вторая — иерархия неосознаваемых мотивов (установок) — с правым полушарием — модель А.
Осознанный мотив называется целью. Отсюда понятно, что пространство целей — часть пространства мотивов (цель, определенная в конкретных условиях ее реализации, предстает как задача). Коль скоро появилась цель как нечто желаемое в будущем, между будущим и настоящим устанавливаются связи. Они позволяют цели как образу будущего влиять на настоящее, формировать его. Обратите внимание, — впервые отмечена динамика в иерархии мотивов и целей. Высший уровень, образ желаемого будущего непрерывно трансформирует настоящее по нисходящим связям. Более сложные механизмы воздействия будущего на текущее выделяет Б. С. Братусь [31]. Он описывает плоскости отношений между группами близких мотивов, рассматривая эти образования как эскиз будущего, существующий до своего реального воплощения. Такой эскиз выступает как форма опережающего отражения, посредством которой человек приспосабливается к еще не наступившим событиям. Временная перспектива, таким образом, структурируется, и в нее включены мотивы и намерения, которые могут осуществиться в будущем.
Накапливая опыт и обучаясь, человек приобретает не только новые навыки и способы реагирования, но и новые мотивы. Они занимают свое место в системе и тем самым корректируется вся иерархия. Преобладающее направление этой трансформации — сверху вниз. Высший уровень выполняет роль лидера: если изменилась доминирующая цель, то перестраиваются нижележащие уровни. Диспозиции (установки) верхнего уровня иерархии определяют специфику восприятия человека. Можно сказать, что они в наибольшей мере определяют неповторимость личности, ее характер.
Выделил и акцентировал динамику в структуре личности С. Л. Рубинштейн. Он писал: «Динамика целей, их движения и развития, закономерность смены целей деятельности содержательно характеризует структуру творческой личности» [164, с. 704]. Если в физическом мире будущее не влияет на прошлое, то в психическом этот принцип причинности нарушается: в нем ожидаемое (предполагаемое) будущее может воздействовать на изменение восприятия, понимания и оценку прошлого. Такое влияние может осуществляться через направленную, закономерную деформацию системы мотивов и установок, т. е. картины мира. В каждый момент доминирующий мотив, установка высвечивает определенную часть картины мира, и эта часть управляет изменением восприятия. Известный американский психолог Олпорт отмечал, что для понимания личности необходимо всегда адресоваться к тому, чем она может быть в будущем, так как каждое состояние ориентировано в направлении будущих возможностей [227]. Отсюда понятно, что граница между прошлым и настоящим подвижна, она проходит между тем, что человек уже не собирается менять, не может, не хочет («дело сделано», «с этим уже ничего не поделаешь»), и тем, что решено еще не окончательно, («это еще надо посмотреть», «поживем — увидим», «я еще не решил»).
Система мотивов формируется у человека по мере накопления им жизненного опыта, и коль скоро она направляет его будущие поступки, можно сказать, что прошлое человека до некоторой степени управляет его будущим. Еще Фрейд установил правило, согласно которому для того, чтобы понять человека, необходимо идти в его прошлое [200]. Но и будущее, в свою очередь, управляет его настоящим: содержащееся в структуре мотивов представление о желаемом будущем, изменяет поведение человека в настоящем. Кроме того, настоящее влияет на прошлое человека: былое, идущее вразрез с новыми канонизированными представлениями, кажется невероятным. Эти новые оценки прошлых событий, включаясь в текущую систему мотивов, перестраивают наши взгляды на прошлое. Например, оценка социальных событий прошлого в нашей стране так радикально изменилась, что заставляет людей смотреть на них сейчас совсем по-другому. Психические трудности, связанные с перестройкой системы мотивов и целей под влиянием новой информации в наши дни, служат источником избыточной напряженности для многих людей. Таким образом, взаимное влияние прошлого, настоящего и будущего осуществляется не только через прямые, но и через обратные связи в иерархиях мотивов и целей.
Иногда отсутствие гармонии отношений между прошлым и будущим, перекосы временных координат блокируют развитие личности. Так действует исключительная концентрация человека на прошлом, непрерывное перемалывание, например, того, как могла бы сложиться жизнь, выбери он другую профессию или другую супругу. В иной ситуации, напротив, человек весь сосредоточивается на построении планов, целиком устремлен в будущее и переполнен либо радужными надеждами, либо страхами и тревогами по его поводу, т. е. он переходит мост, до которого еще не дошел. Обе позиции провоцируют уход от полноценного контакта с настоящим и приводят к снижению ответственности за него [148]. Для коррекции конфликтов, порожденных подобной дисгармонией, используют прием переноса прошлого или будущего в нынешнюю ситуацию. Тогда можно организовать усилия человека и изжить трудности и тем самым, сделав переоценку старой ситуации, снизить остроту переживаний, вызванных воспоминаниями или ожиданиями.
Дальнейшее развитие представлений о структуре личности на фундаменте направленности, системности и динамичности связано с углублением понимания роли установок [97, 224]. Постановка целей, формирование эскизов будущего, как проектов преобразования себя и мира предполагают поддержание психической напряженности на весь период приближения к цели. Установку рассматривают как психическую напряженность, которая в отличие от мотива, обладающего направленностью характеризуется еще и определенной мерой готовности действовать в заданном направлении. С точки зрения С. Л. Рубинштейна, «установка личности — это занятая личностью позиция, которая заключается в определенном отношении к стоящим перед ней целям и выражается в избирательной мобилизации и готовности к деятельности, направленной на их осуществление» [164, с. 624]. Существование болезней, возникающих при достижении человеком значимой цели, говорит о том, что резкое падение напряжения мобилизации может стать причиной расстройств. Таким образом, можно заключить, что понятие установки шире, чем мотива, и поглощает его. Рассматривая в дальнейшем иерархию установок в качестве структуры личности, мы вновь будем подразумевать две системы (А и Б) — осознанные и подсознательные установки.
Динамичность системы установок проявляется в том, что установка актуализируется только при взаимодействии с определенными ситуациями, которые дают этому толчок, — тогда некоторые установки из составляющих эту систему переходят из скрытого, пассивного состояния в активное. Становясь реально действующими, они направляют поведение. Активизация группы установок создает в действиях определенную тенденцию, под давлением которой человек преобразует существующую ситуацию в желательную.
С точки зрения И. С. Кона, иерархия личности (Я-образа) представлена установками разного типа. Нижний уровень — неосознанные, находящие отражение только в переживании человека и потому соотносимые им с самочувствием и эмоциональным отношением к себе; высший уровень — осознанные, определяющие оценки отдельных своих свойств и качеств; затем, еще выше, эти частные самооценки синтезируются в относительно целостный образ и, наконец, сам этот Я-образ вписывается в общую систему ценностных ориентации личности, связанных с осознанием целей свой жизни и средств, необходимых для их достижения [224, 225].
Отношение человека к себе, понимание и представление себя рядом исследователей сопоставляется с двумя структурами: Я-образ и Я-концепция [25]. Я-образ характеризуется мерой гармоничности и устойчивости. Устойчивость личности — одно из наиболее охраняемых его качеств: при угрозе ее нарушения включаются защиты. Если Я-образ в большей степени отражает эмоциональный характер представлений о себе, то Я-концепция в большей мере включает в себя оценки и определение прогноза, т. е. того, как человек смотрит на свои действия и возможности своего развития в будущем.
Определенное отражение себя в модели мира формируется под влиянием требований, предъявляемых ребенку со стороны взрослых (родителей). Стремясь быть таким, как они, или таким, как они требуют, ребенок должен либо неосознанно подражать им, либо постоянно задавать себе вопрос «каков я?» и на основании ответа корректировать свое поведение. Постепенно его понимание и ощущение того, в какой мере оправдываются ожидания окружающих, усложняются, погружаются и превращаются в представление о себе. Уже у трехлетнего ребенка его «Я» расширяется, включая в себя не только свое тело — «мой папа», «моя игрушка», «моя собака». Развиваясь, личность все больше вещей втягивает в свое «Я» — одежду, семью, домашний очаг, имущество, результаты своего труда, деньги, потребности. Тем самым в «Я» вовлекается не только часть физического, но и часть социального мира [130]. В этом процессе выявляются две грани модели мира: мироощущение (соотносимое с правым полушарием — Я-образом) и мировоззрение (соотносимое с левым — Я-концепцией).
Среди целей, структурирующих Я-концепцию, выделяются особо ценные (сверхценные) — идеалы. Сверхценная цель занимает господствующее положение в иерархии целей всей жизни и деятельности человека и монополизирует его поведение в пользу своего содержания. Она сливается с личностью, личность как бы растворяется в ней, отождествляясь с ней. Поэтому, как отмечал Кречмер [по 36], сверхценная идея собирает в точечном фокусе величайшую силу. Идеал представляет собой отражение общественных потребностей. Он концентрирует в себе представления о желанном будущем, перспективе личности в социальном и нравственном отношениях. Идеалы начинают формироваться рано. Уже к 8-9 годам у ребенка складывается представление, каким он хотел бы быть. Возникающий идеал трансформирует жизнь ребенка, поскольку, ориентируясь на него, он пытается строить свое поведение [25].
Человеку необходимо субъективное ощущение воплощения идеалов, которыми определяется для него смысл жизни. Л. Н. Толстой в «Исповеди» писал, что утрата смысла жизни равносильна смерти. Если человек плохо понимает, для чего живет, то часто ошибается в выборе целей и определении задач, которые ставит перед собой, он не способен устоять в жизненной борьбе, оценить свои возможности. Шарлотта Бюлер [235] проанализировала 200 биографий и показала, что история жизни упорядочивается в направлении некоторой избранной человеком цели (или нескольких целей). Предпринятое ею изучение причин самоубийств показало, что жизнь становится непереносимой лишь для тех, кто не находит того, ради чего надо жить, не имеет никакой цели, которой стоило бы добиваться.
Структура установок и мотивов осознается человеком как личные ценности и субъективные смыслы. Ценности по своей природе — социальные образования. Приобщая каждого к человеческому роду, они тем самым позволяют преодолевать конечность (временность) человеческого существования. Зрелая личность устойчива по отношению к колебаниям различных влияний. Эта устойчивость обеспечивается доминирующей целью жизни, которая цементирует всю систему ценностных ориентаций. Ощущение полноты жизни возникает у человека, когда он реализует свои идеалы, используя собственные таланты и способности [130].
Система ценностей человека составляет фундамент его личности. Избыточная инерционность этой системы проявляется как косность убеждений, отгораживая личность от изменяющейся действительности. С другой стороны, очень подвижная, неустойчивая система ценностей отражается в обесценивании общепринятых норм поведения. Домбровский [240] считает, что если человек может приспособиться к новым условиям всегда и на любом уровне, это свидетельствует о моральной и эмоциональной незрелости личности. За этой способностью скрывается отсутствие устойчивой иерархии ценностей и четкой жизненной позиции.
Ценности соотносят субъективный и объективный миры, делая акцент на субъективном. Человек активно впитывает и ассимилирует ценности, тем самым превращая предметы внешнего мира в объекты своих интересов и стремлений. Ценности могут быть двух типов: сформированные произвольно и «вбитые» принудительно. Нормы — это как раз те ценности, которые навязываются принудительно, отражая социальные требования к человеку, ограничивая допустимое и одобряемое обществом поведение. После их усвоения, осознания поведение, направляемое нормами, автоматизируется. Автоматизация оптимизирует поведение человека за счет экономии его интеллектуальных ресурсов. Полная совокупность норм и оценок, используемых человеком, определяет для него так называемый допускаемый мир, который в дальнейшем служит ему линзой для фокусирования внимания и формирования новых оценок. Разнообразие поведения людей отражает разнообразие допускаемых ими миров [134].
Некоторые из охраняемых обществом норм человек присваивает себе в процессе воспитания, превращая их тем самым в неотъемлемую часть своей личности. В дальнейшем именно эта часть социальных норм подсознательно руководит его поведением, автоматически реализуя внутренний контроль поступков, теряющих зависимость от внешнего контроля со стороны общества.
Мораль всегда связана с ограничениями, запретами, несвободой в выполнении определенных действий (нельзя лгать, изменять и т. п.). Она может вступать в конфликт с составляющими сферы потребностей и влечений. Моральные запреты выполняют сдерживающую, тормозящую роль, лимитируя возможности изменений и в сфере интеллекта. Здесь важно отметить, что излишне жесткие моральные критерии, ограничения могут усложнять решение любых задач, в том числе и мыслительных. Осознание того, что коль скоро и общество, и человек развиваются, моральные ограничения также подвержены изменениям, может уменьшить такого типа препятствия. Особый консерватизм правил морали проявляется не в декларировании самих правил, а во внутренней нерасположенности преступить запрет даже на, уровне размышления.
Самоопределение человека осуществляется по его отношению к ценностям. В процессе интериоризации личность все больше расширяет представление о своем Я за пределы собственного тела. Прежде всего в круг Я попадают члены семьи. Любовь к близким вызывает понимание, что радость и страдание другого человека могут восприниматься как тождественные своему благополучию и страданию. Поэтому любовь становится тем этапом в развитии личности, с которого расширяется ее социализация за пределы семьи [130]. Дальнейшее развитие личности (в историческом плане) выражается, с одной стороны, в расширении ею своей идентичности до масштаба человечества — «я человек», а с другой — до полного принятия своей уникальности [81].
Если главную ценность для человека составляет он сам, то, его мораль находится на низком уровне — эгоцентрическом. Когда в роли главной ценности выступает не только он сам, но и совокупность людей, объединяемая понятием «свои» (семья, община), уровень развития морали считается более высоким — групповым. На следующем, еще более высоком уровне — социальном — главной ценностью считается не только «свой», но и любой человек как представитель человечества. В наше время общество усваивает еще более высокую стадию развития моральных принципов, где главной ценностью полагаются не только все люди, но и все живое — экологический уровень [211]. По мысли Швейцера [211], именно такая, как он ее называл, космическая этика поднимет людей над социальными противоречиями и убережет Землю от уничтожения.
Поведение человека, который руководствуется правилами морали, считается нравственным. Если в плане достижения успеха — цели определяют и диктуют набор соответствующих средств и, по сути, все средства хороши, лишь бы они вели к цели, к успеху, то в плане нравственном — главное не цели, а моральная оценка этих целей — не успехи, а средства, которые выбраны для их достижения (здесь победителей судят, а побежденных оправдывают).
В контексте данной книги любопытно, что еще С. Л. Рубинштейн выделил два типа нравственности. При неизменном укладе жизни, стабильных семейных и общественных отношениях «нравственность... существует как невинность, как неведение зла, как естественное, природное состояние человека, состояние его нравов, его бытия» [165, с. 351]. В этом случае законы морали воспринимаются как изначальные, закрепленные в традициях и обязательные для всех. При ломке сложившегося уклада жизни возникает необходимость осознания, что есть нормы старые и новые. Теперь человек стоит перед выбором, какими из норм руководствоваться в дальнейшем и от каких отказаться. Отказ от старых норм всегда ведет либо к душевной опустошенности, нигилизму и цинизму, либо к построению нравственной жизни на новой сознательной основе [165]. Здесь прослеживается соотнесение с ценностями и моралью правого полушария (невинность) и левого (проблема осознанного выбора).
Нравственные критерии всеохватывающие. Они позволяют человеку принимать целесообразные решения в обстановке максимальной неопределенности. Создается впечатление, что существуют критерии разного уровня обобщенности (как и признаки). Каждый уровень, образно говоря, позволяет перепрыгивать провалы в знаниях разного размера и глубины. В этом плане можно предположить две иерархии подобных критериев, служащих человеку костылями в трудных ситуациях, — правую и левую. Нравственные критерии («я поступаю по совести» и т. п.) — правые. Идейные, научные, философско-рациональные — левые.
Информация из внешней среды, отфильтрованная цензурой, преобразуется системой психологической защиты и в совокупности с пропущенной без преобразования взаимодействует со структурами мотивов, целей, установок, идеалов, норм морали. Цензура как бы выполняет роль линзы, преобразующей поток сигналов на пути из внешнего мира к внутренней модели мира.
Представление о себе (Я-образ и Я-концепция), связанное с иерархией мотивов, целей, установок, организует некое ядро. Вокруг ядра в каждом полушарии формируется модель внешнего мира. Она ориентируется в соответствии с направлением человеческой жизни от рождения к смерти. Поляризация модели себя находит отчетливое отражение в ряде распространенных понятий, например, таких, как «временная перспектива». А. С. Макаренко считал, что существо морали заключается в отношении человека к перспективе, напряженности между сущим и должным [122]. Так или иначе, но модель мира пронизана сивыми линиями, связывающими прошлое и будущее. Сила и напряженность связей в модели мира видоизменяют поведение человека в настоящем. Например, чем сильнее направленность человека в будущее, тем сильнее его способность к отложенному вознаграждению. При прочих равных условиях молодые люди в большей мере удовлетворяются работой, чем пожилые, так как более ориентированы в будущее: в картине мира молодого человека будущие временные перспективы его развития занимают более значимое место, чем у пожилого [134].
Временные перспективы включают стратегии поведения (с учетом возможного развития событий в будущем) и совокупность планов. Опыт показывает, что жизненные планы очень редко реализуются буквально во всех деталях, без неизбежных корректив [7]. Понимая это, человек заготавливает несколько жизненных сценариев для одного и того же события, а иногда и проживает, проигрывает их в своем воображении [133]. Здесь сценарий понимается как программа последовательного развития событий, обеспечивающих достижение цели [73]. Накопление сценариев связано с наблюдением поведения окружающих людей. Ребенок очень рано воспринимает связь поведения людей с их социальным, возрастным и половым статусом. Так, в его опыте накапливаются соответствующие схемы поведения. Совокупность типичных жизненных ситуаций обобщена в сказках, где концентрируется общечеловеческий опыт. Каждый ребенок, знакомясь со сказками, усваивает этот опыт, обращаясь к нему в дальнейшем, как к библиотеке сценариев.
Исследуя разнообразие человеческих взаимоотношений, Берн обобщил их в виде трех ключевых сценариев: ребенок, родитель, взрослый [23]. По сценарию «ребенок» человек выступает как существо слабое, непосредственное, капризное, ищущее опеку, защиту, склонное легко прощать себе свои недостатки, чаще других демонстрирующее в поведении радость и огорчение, бунт и подчинение. Различаются три варианта стратегии поведения ребенка. Естественный ребенок формируется в идеальной семье, главный управляющий фактор — страх утраты родителей, их любви; ребенок не позволяет себе поведения, не соответствующего их нормам и требованиям. Бунтующий ребенок отрицает все авторитеты, нормы, нарушает дисциплину, а приспосабливающийся — повышенно конформен, не уверен в себе, робок, стыдлив. Отличие стратегий проявляется во фразах: «я хочу», «я не хочу», «я боюсь», «меня злит», «я ненавижу» и т. д.
В сценарии «родитель» человек действует как педант, который знает, как следует себя вести. Он провозглашает нормы поведения, поучает, склонен помогать, опекать и защищать. Эта роль предполагает доминирование в психике человека критериев и оценок, присущих его собственным родителям. Они обнаруживаются в виде угроз, запретов, упреков и утешений, адресованных другим и себе. При этом человек стремится выступать как контролирующий и воспитывающий.
В роли «взрослого» человек в состоянии проверять и оспаривать чрезмерные или иррациональные требования и родителя и ребенка. Он демонстрирует положительный багаж навыков и способностей, помогающий ему объективно оценить себя и действительность. Сценарий «взрослый» предусматривает отношение равноправия между партнерами, реалистичное взвешивание способностей и возможностей и своих, и окружающих, умение адаптироваться, идти на компромисс. Он проявляется в рассуждениях, предвидении, организации.
Человек может пользоваться всеми описанными сценариями, но одному из них он отдает предпочтение: так, один до старости остается ребенком, а другой с раннего детства выступает в роли родителя. Общение между людьми не сводится только к обмену информацией, а представляет собой процесс взаимопроникновения их представлений о себе и о мире. Чем более сходны их модели мира, тем глубже такое проникновение и тем быстрее и легче достигается согласие партнеров по общению [219]. Происходит как бы обмен перспективами, основанный на сходстве установок, целей и ценностей [213]. Наряду с индивидуальной модель мира обладает и общечеловеческой частью. Известные работы Осгуда [268, 269] проливают свет на содержание этой части. В его исследованиях выявлены универсальные координатные оси, с помощью которых люди разных культур, уровней образования и возраста сходным образом характеризовали одни и те же объекты. Эти три главные оси — субъективная значимость, объективная значимость, интенсивность — формируют метрику части модели мира, обладающей универсальностью.
С точки зрения В. В. Столина и П. А. Наминача [179], глубинная базисная структура образа мира может быть описана тоже тремя измерениями; мерами выраженности общечеловеческих ценностей (добра), угрожающей опасности (зла), одиночества и безнадежности (смерти). Авторы представляют себе эту структуру так: на внутренней поверхности сферы, как облака на небосводе, располагаются сформированные в восприятии образы, представления, стереотипы, предрассудки и т. п., а также личные и социальные ценности (цели и задачи, с которыми человек подходит к явлениям действительности). Таким образом, исследователи подходят к выявлению в индивидуальной модели мира части, общей для всех людей и создающей основу для общения.
Под влиянием новой информации человек непрерывно изменяет свои представления о мире. Сигналы, поступающие из внешней среды, попадают не на чистую поверхность, а на готовую программу встречи и реагирования — модель мира. Здесь происходит взаимодействие двух идущих навстречу процессов. Свежие сведения не обязательно сами по себе побуждают к преобразованию модели мира — ключевую роль в этом процессе играет совместимость нового опыта с уже существующим на данный момент. Кроме того, компоненты внутреннего мира человека характеризуются инерцией, т. е. обнаруживают тенденцию к стабилизации тех состояний, которые образовались в предыдущие периоды его развития [130]. Возрастные, профессиональные, статусные стереотипы — это результат определенной психологической закрытости модели мира, которая препятствует пониманию новых веяний и ценностей. Известно, что иерархию предпочтений в значительной мере определяет возраст. Старшее поколение продолжает любить кумиров своей молодости и не испытывает тех же чувств к новым звездам.
Некоторые психологи не только обращали внимание на роль модели мира, но и пытались выделить некоторые ее особенности. Так, образ мира, по А. Н. Леонтьеву [110], характеризуется прогностической направленностью, целостностью, многоуровневой структурой и в нем трудно выделить зрительные, слуховые, осязательные компоненты.
Фестингер [242] показал, что человек пытается познать, оценить разные аспекты среды и своей личности так, чтобы поведенческие последствия новостей не были противоречивыми, а при обнаружении диссонанса он стремится его уменьшить или избежать. Исследователь предложил модельное представление о взаимодействии новых знаний с системой ценностей, определяющем трансформацию картины мира в памяти человека, исходя из допущения, что любые сведения, независимо от их приемлемости для человека, поступают в его память. В памяти знания образуют некоторую поверхность, каждая точка которой характеризуется положительной или отрицательной координатой в зависимости от приемлемости данных сведений. Человек стремится уменьшить количество знаний с отрицательными координатами — реорганизовать или вовсе исключить те знания, которые не согласуются с его картиной мира. Однако из-за глубинных связей приемлемых и неприемлемых знаний, все представления в процессе преобразования «плывут», т. е. перестраивается модель мира в целом. Поэтому сознательная жизнь человека (по Фестингеру) — непрерывный процесс адаптации знаний, движимый стремлением не допустить противоречия в имеющихся сведениях.
Понятие модели мира претерпевает дальнейшее развитие в нашем веке, преобразуясь в совокупное представление современников о себе как человечестве и о Земле, как о среде обитания. Если индивидуальная модель мира, включающая частичный и специфически преобразованный прошлый опыт человечества, помогает отдельному человеку разрабатывать варианты своего возможного будущего, то обобщенная модель мира, сформированная с помощью современных компьютеров, может оказаться незаменимой при исследовании вариантов возможного «будущего» обитателей Земли. На такой модели можно за реальное время «просчитать» множество вероятных и невероятных будущих ситуаций и таким образом выбрать оптимальные сценарии. Эта мысль ярко выражена у А. П. Ершова: «Человечество посредством миллиардов актов отражения содержит в себе некоторую информационную модель мира, которая, однако, погружена, растворена в нем самом, движется и реализует себя в виде однократного и неповторимого исторического опыта. Информатизация позволяет человечеству „абстрагировать“ от себя эту информационную модель, погрузить ее в совокупную память компьютера и подвергнуть опережающему предсказательному и многовариантному исследованию, а значит и контролю с помощью доступного знания» [71, с. 80].
Как обнаруживается в практической жизни, да и вообще существование двух моделей мира? Покажем это на примере обучения ребенка чтению [175]. Напомним, что, как следует из сказанного, столкновение человека с задачей, никак не соотносимой с его жизненным опытом (т. е. такой, для которой в его модели мира нет соответствующих схем восприятия, личных критериев и оценок), приводит к тому, что такая задача выполняется медленнее и реализуется совсем по другим правилам и стратегиям, чем у опытного.
Общепринято, что одним из самых значимых моментов развития человека является обучение чтению. Это принципиальное продвижение, суть которого связывается нами со становлением в данном процессе левой модели мира. Цель обучения чтению — обеспечить ребенка новыми средствами для познавательной активности и ее дальнейшего преобразования. Если раньше познавательная деятельность развивалась исключительно на основе личного опыта и корректировалась в непосредственном контакте со взрослым, направлявшим процесс примером и словесной инструкцией, то теперь, овладев чтением, ребенок может делать это независимо от неизбежной ограниченности непосредственных контактов, активно впитывая опыт человечества, обобщенный в текстах. Однако для этого он должен сформировать, доразвить должным образом свою левую модель мира, а это не так просто. А до того чтение ребенка не адекватно чтению взрослого, хотя бы в общем случае процесс чтения и опосредовался одним и тем же текстом.
Многие взрослые замечали, что когда дети учатся читать, то вначале они предпочитают тексты, знакомые им до обучения. Это даже тревожит некоторых родителей — не отстает ли их отпрыск в умственном развитии? А между тем это нормальный и необходимый этап его совершенствования. Допустим, ребенок знает какой-то стишок наизусть. Теперь, когда он его прочитывает, его задача сводится только к процессу опознания. Здесь самостоятельного, достигаемого в чтении понимания, т. е. перевода на язык левой модели, не требуется, так как оно было достигнуто ранее, когда ребенку прочли и объяснили стишок, помогли ему соотнести смысл с доступным ему личным опытом. Коль скоро понимать стишок при чтении не надо, задача существенно упрощается — при чтении можно построить вторую (левую) модель как соотносимую с первой — по равенству смыслов. Что он ранее понял из объяснения, то и перенес в новую модель.
В этом плане можно говорить, что первоначально чтение включает переконструирование, перестройку в левой модели постольку — поскольку исходный способ анализа текста (на основе только личного опыта) сменяется, дополняется его анализом на основе усвоенного при чтении обобщенного опыта человечества. Однако и потом, когда чтение станет автоматическим, только соотнесение читаемого с правой моделью (по одноуровневым связям) будет осознаваться как понимание. Прогресс в понимании, опирающийся уже на две модели, обнаруживается у ребенка в пересказе прочитанного текста своими словами. По мере формирования левой модели меняется содержание и структура пересказа, поскольку при чтении ребенок накапливает специфический опыт и строит все более адекватную модель мира.
Личная история, трансформируя модель мира, выступает как набор ограничений на переживания и поведение. Как уже отмечалось, развитие модели представляет собой не надстройку, а одновременную дифференциацию и реинтеграцию всей системы. При этом роль лидера выполняет высший уровень. Потребность в изменениях определяется там, однако средства к их реализации поставляют нижние уровни. Таким образом, высший уровень дает заказ низшим и те изменяются под его направляющим влиянием. Это все в идеале.
А если одна из моделей мира недостаточно развивается, например, правая? Тогда обнаруживаются определенные пробелы пространственной ориентировки. Как показано в работе А. Я. Пономарева [150], устранение действий весьма сложно. Это объясняется тем, что недоразвитым навыкам, составляющим пробелы в непосредственном опыте ребенка, необходимом для построения внутреннего плана, обычно специально не учат. Они приобретаются стихийно. А пока еще на накоплены знания, какой должна быть система навыков для формирования, например, полноценной пространственно-временной ориентировки. К тому же «белые пятна» могут быть перекрыты речевыми наслоениями. Реального опыта и соответствующей структуры в правой модели еще нет, а левая уже включает соотносимые с ними смыслы. Ребенок может рассказать, что надо сделать, а реализовать необходимые действия практически — нет.
В подобной ситуации с возрастом отставание от нормально развитых сверстников нарастает. Такие дети механически усваивают школьные знания. Разрыв звеньев между системой чувственного и вербально-логического опыта приводит к дезорганизации интеллекта. Для компенсации отмеченных пробелов ребенка кое-чему учат заново — отрабатывают действия с предметами в соответствии с понятиями: «направо — налево», «ближе — дальше», «по кругу», «вверх — вниз», «вдоль и поперек» и т. д. [175].
Итак, мы рассмотрели некоторые составляющие целостной модели мира, возникающей у человека. Теперь вернемся к особенностям переработки информации каждым полушарием, т.е. к тому, что целостная модель состоит из двух взаимодополнительных частей. Первую составляют высшие психические функции соотносимые с правым и левым полушариями коры головного мозга, обладающие определенной спецификой. Вторая включает систему ценностей, барьеров и цензуры. Действительно, правосторонняя система формируется путем изменения мотивационных отношений в процессе воспитания, т. е. подражанием, заражением, имитацией, моделированием. В этих процессах она накапливает оценки, критерии в форме целостного идеала для подражания. Левосторонняя система получает информацию через направленное обучение, включающее социальные нормы, правила и обоснования, и на этом пути формирует свою иерархию ценностей. Поэтому можно говорить о специфических особенностях правополушарной и левополушарной моделей. В дальнейшем мы будем называть их соответственно моделями А и Б.
Модель мира интегрирует человека как личность и служит ему универсальным персональным инструментом, незаменимым при решении абсолютно всех жизненных задач. Она выступает как целостная система ожиданий, где берут свое начало все выдвигаемые человеком гипотезы, тем самым помогая ему предвосхитить события и быть готовым поступать в соответствии с ними. Рассмотрение модели мира в единстве логического и исторического позволяет подойти к ней как к обобщенному внутреннему полигону, где отрабатываются все проблемные ситуации. Модель служит основой не только для предусмотрительности, но и для развития творческих способностей. Ее реконструкция проявляется как пересмотр, перестройка субъективной иерархии ценностей и критериев. В результате, с одной стороны, лишается значимости и обезвреживается то, что стало травмировать человека, а с другой — система включает в себя новые, адекватные ситуации, новые критерии и ценности. Так идет подстройка модели мира и трансформация ее воздействия на поведение. При определенном изменении состояния сознания (раскрепощении) снимаются типичные для него ограничения мышления, вызванные этой моделью и он обретает практически неограниченные возможности изменять свое поведение.
Два мира есть у человека:
Один, который нас творил,
Другой, который мы от века
Творим по мере наших сил.
Н. Заболоцкий
Воспринимая окружающий мир и себя как единое целое, маленький ребенок реагирует только в реальном времени и пространстве и постигает мир с помощью подражания, имитации, заражения. Поэтому в первом приближении будем считать, что у него полушария функционально равноценны и похожи на правое у взрослого (праворукого) человека. При взаимодействии с людьми ребенок автоматически занимает эгоцентрическую позицию, т. е. его Я находится в центре мира, а все вокруг существует и действует для него, чтобы ему было хорошо. В этот период развития ребенка начало системы координат жестко связано с ним самим, не позволяет ему увидеть себя со стороны и тем более занять по отношению к себе какую-либо произвольную позицию. При стабильной эгоцентрической установке иная жизненная установка не может существовать, а если она предлагается извне, то ее допустимость отрицается. Это период, когда полушария еще работают синфазно, реципрокность как их поочередная работа не существенна. Полноценная реципрокность развивается позднее, когда достигается более адекватное восприятие собственного Я.
По мере углубления социальных контактов и развития произвольных действий ребенок овладевает децентрацией — может посмотреть на мир как бы глазами другого человека, а затем вернуться на свою позицию, т. е. осуществляется перенос начала координат. С этого момента ребенку доступны обратимые мыслительные операции: если раньше он объединял два любых случайно соседствовавших свойства или предмета и на этом основании делал необоснованное заключение о их сходстве или связи (трансдукция), то сейчас он объединяет предметы по некоему принципу, продвигаясь от общего к частному (дедукция) или от частного к общему (индукция). Так знаменуется созревание левополушарных мыслительных операций.
Латерализация затрагивает одновременно все психические функции: память, восприятие, речь, эмоции, сознание. Фундаментальный вклад в процесс созревания левой модели вносят детские игры. Они начинаются с подсознательных форм — придания любому предмету любой функции (правополушарная операция символической трансформации); они заканчиваются осознанным применением правил построения социальных ролей, предполагающих свободное перемещение принятой роли во времени и пространстве. Воображаемое перемещение допускает не только сжатие и растяжение времени, но и другие пространственные трансформации (левополушарные операции). Так, в игре девочка может стать бабушкой, а мальчик — слетать на Марс.
Углубление специализации левого полушария непрерывно изменяет характер его влияния на правое и тем самым продвигает его развитие. При этом отличия каждого увеличиваются, и полушария все в большей мере дополняют друг друга. Интересный пример формирующейся дополнительности представляет восприятие пространства и времени, имеется в виду перцептуальное и концептуальное пространство и время [76]. События, воспринимаемые правым полушарием в реальном пространстве и времени (перцептуально), занимают на шкале растяжения — сжатия времени нулевую точку, а концептуально воспринимаемые левым (на уровне понятий — дней недели, месяцев, эпох) занимают на этой шкале все остальное место.
Психологи давно исследуют децентрацию как перенос позиции наблюдателя с себя на других людей и обратно. Однако вопрос, в каком пространстве осуществляется этот перенос, не рассматривался. В рамках представлений, развиваемых в этой книге, можно допустить, что при децентрации переносится начало системы координат из одной модели мира в другую. Поскольку все процессы правого и левого полушарий у взрослого человека организуются по различным законам, взгляды на задачу с позиций разных моделей мира могут кардинально различаться. Каждая позиция продвигает задачу не только своим видением, но и специфическими способами решения и контроля.
Экспериментально установлено, что взаимодействие полушарий у взрослого человека в норме реципрокно, т. е. при обработке информации в одном полушарии другое на это время несколько затормаживается и до некоторой степени снижается интенсивность и отчетливость проявления его функций. Например, у человека с временно функционирующим только правым полушарием нарушается словесное восприятие, но зрительное одновременно несколько улучшается. Еще пример: если работает одно левое полушарие, то нарушается та грань мышления, которая ответственна за комплексный учет буквального смысла, когда только правое — человек ориентируется только на ситуацию, контекст, игнорируя смысл сказанного [230]. В этом случае он не способен стать на чужую точку зрения и все интерпретирует только со своей позиции.
Поскольку полушария работают реципрокно, то нагрузка одного из них автоматически притормаживает другое, снижая его активность. Некоторые ученые стремились осознанно использовать опыт наблюдений за своим творческим процессом для повышения его эффективности, при этом был сделан важный вывод: когда творческий процесс начинается с чувственных компонентов, преждевременное привлечение логики ему мешает — надо ее на некоторое время затормозить [92]. С позиции современных представлений можно считать, что они учитывали реципрокность.
Вместе с тем возникает предположение, что в особых, экстремальных ситуациях, угрожающих жизни человека, реципрокность исчезает, осуществляется как бы возврат к младенческому способу взаимодействия с внешним миром — одновременно и оптимально работают оба полушария. Рассмотрим эту ситуацию поэтапно. Рост напряженности вначале ведет обычно к сужению внимания. При этом первоначально отбрасываются, уходят из поля внимания менее значимые и «балластные» сигналы, что повышает эффективность деятельности. Летчик-испытатель М. Л. Галлай так описывает это состояние [50]. Внимание летчика с экономным полуавтоматизмом скользит по приборной доске, фильтруя все видимое и пропуская в сферу осознанного лишь то, что требует принятия каких-либо мер, т. е. сознательной деятельности.
Дальнейшее сужение внимания ведет к невозможности восприятия, утрате уже значимых сигналов и тем самым — разумного управления деятельностью. Потеря контроля за ситуацией приводит к субъективному ощущению растерянности и страха. Однако события подобным образом развертываются не всегда. Иногда в момент нарушения деятельности из-за потери внимания может произойти переход к другому уровню функционирования — одновременной работе полушарий. Кооперация их усилий и совместная работа в экстремальных условиях приводит к возникновению инсайтных форм мышления и порождает продукт, который немедленно осознается.
Здесь надо обратить внимание на продуктивность специальных тренингов, основанных на приемах чань-буддизма, позволяющих повысить вероятность стрессового инсайта, а вместе с тем, готовность человека к мгновенным действиям в опасной ситуации. В этом феномене усматривают взаимную экспансию сознания и подсознательных психических процессов. По мнению Л. А. Китаева-Смыка [91], на фоне таких перестроек — возникают феномены субсенсорной чувствительности, изменения (замедления) хода субъективного времени. Действительно, в случае совместной и одновременной работы полушарий правое активизировано и автоматически осуществляет текущие операции, а его работу осознанно наблюдает и интерпретирует левое. Каковы ощущения и впечатления у человека при таком режиме работы полушарий? Неоднократно отмечено, что во время неожиданных и опасных ситуаций на борту самолета летчик иногда отстраненно наблюдает за своим поведением — происходит как бы раздвоение психики. В течение короткого временного интервала он, продолжая выполнять практическое управление самолетом, с одной стороны, мгновенно совершает сложнейшие вычисления статических и динамических компонентов системы с громадным числом степеней свободы — вычислений, которые при осознанном выполнении потребовали бы длительного времени, а не мгновений, а с другой — отдает себе в этом отчет.
В этом плане интересны наблюдения летчика-испытателя М. Л. Галлая [50, с. 92]. Он пишет: «В момент смертельного риска при грохоте хлопающих листов обшивки, выстрелах лопающихся заклепок, треске силовых элементов конструкции — зрение, осязание, слух настолько завалены новыми мощными ощущениями, что невозможно требовать от них раздельного восприятия каких-либо деталей. Но сознание — как всегда в подобных случаях — снова работает четко, спокойно, в тысячу раз лучше, чем обычно...».
Нечто подобное наблюдается в совершенно другой экстремальной ситуации: человека пытают и жизнь его под угрозой. Испытавшие подобное, отмечают, что возникало особое состояние — человек мог одновременно переживать (осуществлять) нечто и осознанно наблюдать за собой как бы со стороны. В дневниках лиц, перенесших тяжелые телесные пытки, отмечается, что в моменты непереносимой боли у них возникало чувство отстраненности от этой боли: «Это происходит с моим телом, но не со мной» [130].
Отметив эти особые состояния, следует подчеркнуть, что в норме взаимодействие полушарий носит циклический характер: доминирование одного из них сменяется доминированием другого. Цикл может повторяться многократно при решении одной задачи, что было показано экспериментально при изучении разных этапов решения задачи с применением томографической методики. Вероятно, очередной цикл переноса доминирования дает новый толчок к решению, обеспечивая поэтапное включение качественно различных стратегий полушарий в обработку поступающей информации. Периодическая смена доминирования выполняет (в спокойные интервалы и вне решения специальных задач) определенную и жизненно важную функцию, обеспечивая текущий контроль за ситуацией непрерывным сканированием окружающей среды: что произошло нового с точки зрения правой модели (в целом, здесь и теперь), затем — с позиции левой модели (в частности, и в перспективе близкого развития), и цикл повторяется.
В контексте настоящей книги значимым моментом является скачкообразность смены доминирования. Еще Л. С. Выготский отмечал прерывистость работы сознания как одно из базовых его свойств: «Сознание как бы прыжками следует за природой, с пропусками и пробелами» [48, с. 487]. А что происходит в момент пропуска? Работает (доминирует) правое полушарие. Основные элементы, с которыми оперирует правое, — образы, а для левого полушария это — понятия и промежуточных ступеней между наглядными образами и понятиями не выявлено, — даже самые элементарные понятия качественно отличаются от чувственных образов, а передача доминирования и должна иметь скачкообразный характер, т. е. не может быть представлена в виде промежуточных элементов. Значимость этого момента в том, что скачок, прерывность, может объяснять возникновение у человека субъективного ощущения непосредственности интуитивно получаемого знания — усмотрения решения.
Как будет показано в следующих разделах, результаты функционирования обоих полушарий при разных способах обработки информации внешне могут показаться похожими. Такое сходство объясняется тем, что чем выше уровень обученности, тем более обобщенные признаки включает левое полушарие для опознания объекта. В то же время правое полушарие, располагая изначально целостными представлениями, прогрессирует по мере обучения, включая все большее их число в обработку информации об объекте. Наступает время, когда и справа и слева применяются признаки высокого уровня обобщенности. Тогда специфические результаты деятельности каждого полушария трудно выделить из общей картины.
Поскольку критерии обобщения, используемые при обработке информации в левом полушарии, не связаны с конкретной ситуацией, а отражают причинно-следственные связи и связи по сходству, именно это полушарие может быть источником предположения об аналогии между данной ситуацией и другими, отстоящими от данной в пространстве и времени, по ранее сформированным критериям — гипотезы. Проверка гипотезы — функция правого полушария, которое соотносит ее с конкретными реальными обстоятельствами, уточняя таким образом ее правдоподобие. В этом смысле правое полушарие как бы поборник правды. Левое полушарие в известном смысле «лживое», поскольку оно устанавливает правдоподобие событий, довольствуясь сходством по любому критерию, даже по очень слабому, в отличие от правого, где правдоподобие устанавливается лишь при непосредственном прямом соотнесении событий. С другой стороны, с правым полушарием может быть связано выдвижение гипотез иного типа о способе заполнения дыры — пробелов информации в картине «здесь и теперь». Это как бы наведение мостов за счет целостности восприятия. Тогда проверка ее — работа левого полушария. Таким образом, одна и та же задача в зависимости от момента доминирования может выступать последовательно в специфических проявлениях лево- и правосторонних. Нечто похожее отмечал Кант [84], говоря о воображении, что оно выступает и как способность чувственная и как интеллектуальная; первая дает непосредственное видение геометрического факта, подсказывая логике его выражение и доказательство, а вторая, логика, придает точность воображению и направляет его к созиданию картин, обнаруживающих нужные логические связи.
Есть основания допустить, что формирование любого навыка и умения требует неоднократной смены доминирования. Оказалось [70], что на начальном этапе освоения технических приемов исполнения спортивных упражнений регистрируется возрастание правосторонней латерализации. На следующем этапе — стабилизации — правосторонняя латерализация снижается, а на этапе, где достигнуто высокое техническое мастерство, роль левого полушария возрастает.
При циклической смене доминирования в процессе решения задачи, как правило, начало процесса развертывается в правом полушарии. Это и неудивительно, поскольку оно обеспечивает предваряющее скоростное и целостное впечатление, которое может поэтапно уточняться в процессе дальнейшего решения. Скоростное впечатление от целостной картины организует последовательность начальных стадий восприятия, затем результаты передаются в левое полушарие, где осуществляется анализ и оценка и т. д.
Известно, что каждая точка одного полушария морфологически соединена с соответствующей точкой другого. Такая организация мозга обеспечивает перенос знаний и навыков из одного полушария в другое. В представлениях, развиваемых в данной работе, эти связи соответствуют горизонтальным связям между двумя моделями мира. При этом подразумеваются каналы между однотипными функциями слева и справа: памятью категориальной и памятью ситуативной, языком словесным и языком образным и т. п. Когда связь между соответствующими областями полушарий прервана, перенос знаний нарушается, что, например, может привести к диссоциации между памятью, необходимой для узнавания, и памятью, необходимой для ассоциативного обучения.
Характер взаимодействия полушарий и вклад каждого из них в процесс решения задачи привлекает внимание исследователей. Так, Джонс [258] проанализировал различные модели и выделил некоторые из них:
Свое представление о полициклическом характере взаимодействия двух полушарий, сопоставляемых с разными моделями мира, при решении задачи мы формулируем следующим образом. В общем случае при решении сложной задачи правая и левая модели работают поочередно, каждая из них принимает задачу от другой, продвигает ее на очередном этапе решения в рамках своих специфических возможностей и, исчерпав свои внутренние резервы, передает промежуточный результат другой модели, которая в свою очередь вновь продвигает задачу.
Интуиция — скрытый, бессознательный первопринцип творчества.
Зигмунд Фрейд
Интуиция — от латинского intuitis — буквально означает созерцание, видение, т. е. получение результата с помощью зрения. Вспомним попутно и такие выражения, как «сверкнула идея», «блеснула мысль», «прозрение истины» и т. п., также связанные с видением.
Испокон веку интуицию связывали с таинственными явлениями. Таинственность проявлялась в том, что человека некая идея «озаряла» вдруг (возникал инсайт). Он был потрясен неожиданностью возникновения идеи и, не находя никакого приемлемого объяснения ее происхождения, относил это к неведомым силам. Что же так потрясало человека? Прежде всего то, что еще за несколько мгновений до озарения он не ощущал никаких его предвестников. Такая ситуация радикально отличалась от обычного пути получения решения: когда человек мог сознательно, ретроспективно проследить весь путь приближения к идее, отдавая себе отчет в том, что сначала он подумал так... потом так... и, наконец, пришел к такому-то выводу. Попытки ретроспекции интуитивного решения не приводили к просмотру пути его созревания — оказывалось, что вспоминалось время, когда еще не было никакого решения, затем разрыв... и момент, когда оно появилось в готовом виде. Поскольку озарение возникает гораздо реже, чем решения, полученные традиционным путем, человеку непривычно его воспринимать — оно «сваливается» на него как бы ниоткуда без всякой подготовки.
Интуиция — центральное понятие для данной работы, поэтому остановимся на анализе имеющихся ее определений и постараемся вычленить в них нечто общее — инварианты.
По Платону [196]. Созерцание идей (прообразов вещей чувственного мира) есть вид непосредственного знания, которое приходит как внезапное озарение, предполагающее длительную подготовку ума.
По Декарту [65, с. 86]. «Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие ясного и внимательного ума, порождаемое лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция». С помощью интуиции истина открывается разуму человека путем прямого усмотрения без использования логических определений и доказательств как промежуточных звеньев познания.
По Канту [279]. Интуиция используется как первичное понятие по отношению к осознанию вещей и непосредственное потому, что не зависит от посредства понятий. Он различал интуицию эмпирическую, постигаемую через ощущение, и чистую интуицию универсалий для познания априорных истин, таких неощущаемых сущностей, как время и пространство.
По Гегелю [по 195, с. 187]. Интуиция — познание в виде чувственного созерцания. Она дает знание как «безоговорочно несомненное», «ясное, как солнце... только чувственное», тайна интуитивного познания и ... «сосредоточена в чувственности».
По Бергсону [196]. Интуиция есть инстинкт, она возникает непосредственно, без предварительного научения как определяющей формы поведения. Она невыразима через анализ и синтез.
По Словарю русского языка [170]. Интуиция — безотчетное стихийное, непосредственное чувство, чутье, основанное на предшествующем опыте и подсказывающее правильное понимание способность постижения истины непосредственным путем, без обоснования ее при помощи доказательств.
По Словарю иностранных слов [169]. Интуиция — это чутье, проницательность, непосредственное постижение истины без логического обоснования, основанное на предшествующем опыте.
По Оксфордскому словарю современного английского языка [270]. Интуиция — внезапное понимание чего-то без сознательного рассуждения или изучения.
По Словарю английского языка Вебстера [283]. Интуиция — акт или процесс получения прямого знания или определенности без рассуждения или вывода; откровение, полученное инсайтом или природным знанием; внезапное понимание или познание.
По Советскому энциклопедическому словарю [172]. Интуиция — постижение истины путем непосредственного ее усмотрения без обоснования с помощью доказательств. Сформировавшаяся на основе процесса существующего опыта субъективная способность выходить за его пределы путем мыслительного схватывания (озарения) или обобщения в образной форме непознанных связей, закономерностей.
По Словарю философии и психологии [239]. Различают чувственную и моторную интуицию. Первая — конечный этап в постижении внешнего объекта, состоящий в синтезе элементов во времени и пространстве. Вторая — готовая команда сложного действия или ряда действий, независимо от сознательной подготовки. В этом случае действие рассматривается как моторный синтез.
Из всех приведенных определений видно, что, будучи различными, толкования интуиции имеют и нечто общее. Это, во-первых, подчеркивание момента непосредственности интуитивного познания, достижимого без предшествующего рассуждения (в отличие от опосредованного, дискуссионного характера логического мышления). Во-вторых, уверенность в правильности результата (достоверность, безоговорочная несомненность, очевидность), как бы ничем не оправданная (никакими умозаключениями), и, в-третьих, значимость предварительного накопления знаний (длительная подготовка ума, предшествующие знания и опыт).
Довольно распространено дилетантское представление, что для интуитивного получения результата не требуется серьезной предварительной подготовки и длительного накопления знаний. Сделаем здесь небольшое отступление и приведем высказывания великих ученых, многие из которых смущались и даже огорчались, когда кто-то считал их гениями, достигшими всего быстро-интуитивно, т. е. как бы без углубленной работы. Так, Д. И. Менделеев писал: «Ну, какой я гений. Трудился, трудился, всю жизнь трудился. Искал, ну и нашел!» [125]. Эйнштейн: «Я думаю и думаю месяцами и годами. Девяносто девять раз заключение неверно. В сотый раз я прав» [по 276]. Пастер: «Случай помогает лишь умам, подготовленным к открытиям путем усидчивых занятий и упорных трудов» [по 160]. Ньютон: «Исследуемый предмет я постоянно носил в уме, обращая его разными сторонами, пока не удавалось, наконец, найти ту нить, которая приводила меня к ясному представлению» [178].
Понятие интуиции соотносится не только с положительными моментами, но, что характерно, как и во всех мало понимаемых явлениях, и с негативными: отсутствием причин (приводящих к результату), отсутствием посредствующих понятий (невозможность их обнаружить интроспекцией), отсутствием подтверждения правильности продукта, отсутствием символов. Из этого перечня видно, что понятие используется для фиксации особого рода (непосредственного), восприятия какой-то связи, зависимости, когда она понимается как существо знания. Кроме того, учитывается, что непосредственность связей достаточна для усмотрения истины, но недостаточна для того, чтобы убедить в этой истине других, — для этого необходимы доказательства.
Анализ выделенных свойств наводит на мысль, что все они имеют самое тесное отношение к правополушарным процессам. Действительно, чувственная непосредственность, независимость от рациональных рассуждений, ощущение достоверности, переживание внезапности — все это говорит в пользу большой заинтересованности правого полушария. С другой стороны, в ряде определений отмечается, что интуиция, несмотря на всю ее внезапность, не есть озарение свыше, а опирается на жизненный опыт человека. При этом не только упоминается роль длительной подготовки ума, но уточняется значение синтеза чувственной и моторной информации. Отмеченные свойства делают понятными представления ученых, которые делают упор на неосознаваемость истоков интуиции, т. е. связывают интуицию с правым полушарием. Однако такое направление мысли отражает не все варианты развития интуиции, а лишь те, которые в большей мере поражали воображение людей. Постараемся показать, что есть и другие варианты.
Однако прежде, чем переходить к описанию видов интуиции, кратко остановимся на вопросе о том, действительно ли интуиция является краеугольным камнем творчества? Начать следует с того, что интуитивные компоненты обнаруживаются во многих профессиях и разнообразных жизненных ситуациях. В юриспруденции от судьи требуется знать не только «букву», но и «дух» закона. Он должен выносить приговор не только в соответствии с заранее предписанным количеством доказательств, но и согласно «внутреннему убеждению», поскольку в законе наряду с однозначной «буквой» присутствует и интуитивный «дух». В филологии интуиция важна для развития «языкового чувства». В медицине известно, что опытный врач ощущает, некие общие тенденции заболевания, не сводимые к сумме симптомов. Бросив беглый взгляд на больного, он может иногда точно поставить диагноз, при этом затрудняется не только объяснить, на какие именно симптомы ориентировался, но даже их осознать. Ирле [по 37] опросил психиатров о роли интуиции в их работе. Среди опрошенных 86% заявили, что могут на основании интуиции безошибочно диагностировать некоторые заболевания с первого взгляда.
Не только юристы, филологи и врачи опираются на интуицию в своей деятельности. Нередко она оказывается спасительницей для работников «скоростных» профессий. Когда ответственные, жизненно важные решения должны приниматься в жестком дефиците времени и информации, например у летчиков-испытателей, развитая интуиция — поистине неоценимое богатство. Таким образом, в жизни каждого человека, независимо от его профессии, встречаются ситуации, когда острый недостаток информации и времени для принятия ответственного решения не позволяет спокойно, методично и рационально учесть все обстоятельства. Тогда интуиция может его выручить — ее вторжение позволяет увидеть задачу в целом, преодолеть ограниченность известных подходов к решению и выйти за рамки привычных, одобряемых логикой и здравым смыслом представлений.
Традиционно инсайт как результат интуиции рассматривается как следствие некоего скачка, разрыва в мышлении, когда человек обнаруживает результат, не вытекающий однозначно из посылок. Ощущение неожиданности в инсайте, по нашему мнению, создается не только самим феноменом скачка, но и его величиной. Поражает воображение только большой скачок. Анализ приводит к заключению, что скачок, пусть микроскопических размеров, присущ любому творческому процессу. Скачок нужен для организации и закрепления новой связи. Человек должен издали (как бы с горы) увидеть путь, сделать усилие и перепрыгнуть через разрыв связей. С другой стороны, мышление определяется как обнаружение (замыкание) новой связи, зависимости. Обратите внимание: новая связь — результат и интуитивного и мыслительного процессов, это то, что их роднит при различии в способах образования новой связи и отдаленности объединяемых ею позиций. Ведь не любой творческий результат субъективно рассматривается как полученный интуитивно. Думая о некоторой задаче и осознанно используя логические операции, человек может получить решение с помощью пошагового движения в поле данной логики. Результаты, полученные таким образом, обычно не удивляют и не рассматриваются как творческие. Если человек использует процесс умозаключения и осознает его составные части — элементы, правила, посылки и законы их изменения, — считается, что он размышляет. В этом случае субъективным сигналом замыкания необходимой связи выступает сам результат мыслительных операций. Иное дело, когда в процессе предсказания, осуществляется скачок. Даже если этот скачок мал, подобный эффект уже относят к творчеству, хотя полученный результат не ошеломляет человека и не объясняется им вторжением интуиции. Можно допустить, что ощущение обыденности такого способа получения результатов связано с глубоким убеждением, что при желании весь интервал скачка (предсказания) может быть не только ретроспективно заполнен последовательными мыслительными действиями, но это возможно осуществить без изменения логики на этом пути.
Когда, работая над задачей, человек получает решение и не может объяснить его с помощью осознаваемых логических шагов (реализуемых как экстра- или интерполяция), он поражается непредсказуемости результата и невозможности понять и объяснить способ его получения. Тогда он говорит: «это интуиция». Однако непредсказуемость решения не является абсолютной. Человек не знает, что он получит, но то, что он что-то получит, он ощутить может. Наблюдательные люди отмечают у себя определенное состояние, предшествующее озарению, эмоциональное предчувствие приближения к чему-то значимому. Не исключено, что субъективное состояние неожиданности озарения объясняется тем, что результат получен в правом полушарии с его специфическими подсознательными механизмами и особой логикой. Тогда ощущаемый разрыв — это скачок не только между неосознаваемым и осознаваемым результатом, но и между разными способами обработки информации.
Существенное свойство, непременно сопутствующее интуиции, — эмоциональное возбуждение, переживание напряженности и даже какое-то лихорадочное состояние. Создается впечатление, что когда решение найдено интуитивно, то обратная связь, свидетельствующая о достижении желаемого результата, замыкается через возникающие эмоциональные ощущения. Люди творческого труда знакомы с ощущением счастья и радости в момент озарения, когда после длительных, порой мучительных переживаний, вызванных нерешенной проблемой, при самых неподходящих обстоятельствах вдруг возникает решение. Здесь эмоциональное возбуждение способствует осознанию подсознательно полученного результата. Вот несколько свидетельств о подобных предвестниках.
Вундт писал: «В этом смысле чувство является пионером знания». «Многие из лучших мыслей, вероятно, большинство из них, появляются наподобие проблеска, но начинаются смутными чувствами, „тусклой интуицией“, нуждающимися в поддержке и уговорах, прежде чем они могут уверенно переживаться и определяться» [по 282, с. 54, 55]. Дж. Дьюи отмечал, что вначале проблема может представляться в виде «более или менее смутного чувства, неожиданного, чего-то странного, чуждого, забавного или смущающего» [238, с. 74]. Уоллес: «Когда я осознал, что мой ум активно работает над чем-то, у меня возникло смутное чувство, которое очень трудно описать. Оно было подобно неясному впечатлению об умственной активности. Но когда ассоциация всплыла на поверхность, оно развилось в чувство радости» [282, с. 282].
Замечено, что когда после эмоциональных предвестников появляется новорожденная интуитивная идея, она воспринимается и переживается скорее чувственно и в образах, чем мысленно. Требуются значительные усилия, чтобы понять и интерпретировать ее словами. С позиций, развиваемых в этой книге, это происходит потому, что решая, человек совершает необоснованный перенос принципов и методов решения с осознанных на неосознаваемые — он должен расшифровать и объяснить в осознаваемых понятиях результаты, полученные в ином языке, другой логике, особыми (правосторонними) операциями. Осмысление результата поэтому — работа трудная, чему пример Гаусс, который жаловался: «Мои результаты я имею уже давно, я только не знаю, как я к ним приду» [по 139, с. 171].
Многолетние исследования механизмов и свойств интуиции привели нас к следующему рабочему определению. Интуиция — это получение результата путем, промежуточные этапы которого не осознаются. Эта неосознаваемость может найти свое объяснение, если вспомнить отмеченную Л. С. Выготским [47] прерывистость работы сознания. В этом же плане может быть понята инкубация как непременная фаза эффективного творческого процесса, которую выделил Дьюи [238]. Он подчеркивал, что некоторые фазы периодического творческого процесса не осознаются.
Мы предполагаем, что мыслительный процесс, приводящий к получению новой информации об отношениях и связях объектов, в общем случае, когда решается достаточно сложная задача, требует участия обоих полушарий. Этот процесс может включать в себя несколько последовательных этапов, в которых; по очереди доминирует то одно, то другое полушарие. Если доминирует левое, результаты мыслительной деятельности, достигнутые к этому моменту, могут быть осознанны и оречевлены. Если доминирует правое, мыслительный процесс развивается в подсознании, следовательно, не осознается и не оречевляется. Здесь важно еще раз подчеркнуть, что все высшие психические процессы обладают существенными отличиями в каждом полушарии. В правом — восприятие образное, память эпизодическая и автобиографическая, обобщение ситуативное, логика непрерывная и многозначная. Когда же этот процесс переносится справа налево, то включается восприятие понятийное, память категориальная, классификация по признакам, логика двузначная.
Большинство описаний интуитивных решений, подчеркивая их чувственную представленность, неосознанность и целостность, косвенно наталкивают на предположение, что направление скачка, приводящее к невозможности осознать промежуточные этапы решения, связано с переходом обработки информации из левого полушария в правое. Итак, обзор литературы приводит к такой стартовой ситуации: чувственность, несомненность, неосознанность, эмоциональные компоненты интуиции — все это следствия одноразового перехода при осознании результата справа налево.
Если стать на данную позицию, то интуитивное решение можно представить как двухфазный процесс: сначала — некоторый неосознаваемый чувственный правополушарный этап, затем — скачок и осознание в левом полушарии (рис. 5). Приведем несколько примеров такого развития событий. Так, Оккам описывал процесс познания как двухфазный, начинающийся как чувственное прозрение, прежде всего интуитивное, за которым следует фаза абстрактного познания. (Здесь имеет место прозрачный намек на начало процесса в правом полушарии и завершение его в левом.) Далее Оккам подчеркивает, что в интуитивном процессе вещь познается во всех свойствах, данных в опыте, а в абстрактном принимаются во внимание только те ее свойства, которые получили словесное, понятийное обозначение. (Здесь противопоставляются полнота и «первозданность» информации об объекте в правом полушарии и ее категориальная ограниченность в левом).
В работе, посвященной психологии математического творчества, Адамар [1] на основе анализа самонаблюдений известных ученых приходит к заключению, что чисто логических открытий не существует. Однако впадая в другую крайность, он утверждает, что открытие всегда происходит на бессознательном уровне как некая вспышка идей после предварительной сознательной работы, и слова совсем не участвуют в процессе творчества. Похожих взглядов придерживался и Луи де Бройль. Он писал: «Разрывая с помощью иррациональных скачков ... жесткий круг, в который нас заключает дедуктивное рассуждение индукция, основанная на воображении и интуиции, позволяет осуществить великие завоевания мысли: она лежит в основе всех истинных достижений науки» [32, с. 294].
В соответствии с представлениями Пуанкаре, творчество тоже двухкомпонентный процесс: посредством интуиции изобретают, т. е. усматривают нечто новое в окружающем мире, а посредством логики доказывают. Он писал: «Логика говорит нам, что на таком-то пути мы, наверное, не встретим препятствий, но она не говорит, каков путь, который ведет к цели. Для этого надо издали видеть цель» [1, с. 138]. Совершенно очевидно, что эти две компоненты всегда следуют в одной последовательности: сначала увидеть, догадаться, а уж потом — двигаться к ней и доказывать правомерность каждого шага. В этом смысле Пуанкаре отводил логике только доказательную, как бы вспомогательную роль. Уточнял эту мысль он так: «Бессознательная работа плодотворна только тогда, когда, с одной стороны, ей предшествует, а с другой — следует за ней период сознательной работы. Никогда эти внезапные результаты внушения не возникают без предшествующих произвольных усилий, казавшихся совершенно бесплодными. Иногда казалось, что при этих условиях ничего хорошего не достигнешь и даже стоишь на совершенно ложном пути. Однако эти усилия не так бесплодны, как это думается: они пускают в ход бессознательную машину; без них она оставалась бы без движения и ничего не могла бы произвести» [1, с. 141].
Другие исследователи тоже допускают, что в процессе творчества логические и чувственные компоненты каким-то образом сменяют друг друга в жесткой стереотипной последовательности, но уже предполагают две их разновидности. Так, Маслоу [265] заметил, что не все люди одинаковым способом приходят к открытию, и разделил творцов на две группы. Первая характеризуется импровизацией и вдохновением. Такая личность в состоянии вдохновения утрачивает прошлое и будущее и живет только настоящим моментом, она полностью погружена в предмет, очарована и загружена настоящим, текущей секундой, происходящим здесь и сейчас, предметом своих занятий. Эти люди только на второй фазе приступают к разработке или логическому развитию идей, возникающих в первой стадии. Они исходят из бессознательного, и оно для них источник нового открытия. По мнению Маслоу, к такому виду творчества склонны те, кто способен играть, мечтать, смеяться, бездельничать, кто умеет быть спонтанным, открытым для бессознательных побуждений и импульсов, кто принимает свою нежность, женственность и некоторую слабость, кто интересуется искусством и эстетике. Вторая группа творцов первично исходит из сознания. К этому виду творчества склонны практичные люди, требующие в своей жизни строгого порядка, боящиеся порывов, осторожные, не умеющие играть, всегда контролирующие свои эмоции [по 135]. У первой группы начальная фаза интуитивного процесса может быть соотнесена с преобразованием в правом, а у второй — в левом полушарии.
Следующий шаг сделали А. С. Кармин и Е. П. Хайкин [89], подразделив интуицию на две формы: концептуальную и эйдетическую. Концептуальная формирует новые понятия на основе имевшихся ранее наглядных образов, а эйдетическая строит новые наглядные образы на основе имевшихся ранее понятий. Такая точка зрения допускает понимание скачка, лежащего в основе интуиции не только как одностороннего перехода при обработке информации из левого к правому полушарию, но и как перехода из правого полушария к левому (рис. 5, схема 2).
С нашей точки зрения, процесс интуитивного решения может развиваться еще более разнообразно — по пяти схемам. Первая схема — постановка задачи осуществляется осознанно в лево полушарии. Если она не поддается решению в этом полушарии эмоциональная неудовлетворенность результатом, как любая отрицательная эмоция, переводит доминирование в правое полушарие, где формируется решение. Подсознательное получение результата, сопровождаясь положительными эмоциями, душевным подъемом, переводит доминирование в левое полушарие (рис. 5, схема 1). В этом случае шаги, которые привели к интуитивному решению, неизвестны. О них можно только догадываться после, в период последующего логического оформления и систематизации полученных результатов, когда на заключительном этапе решение осознается и описывается словами. Именно этой последовательности развития событий отвечает и сформулированная Раггом теорема о трех ступенях творчества [277]. Эти ступени включают предварительную сознательную работу по постановке проблемы, по ее анализу: когда исследователь терпит неудачу в получении решения на этой ступени, наступает перерыв в сознательной работе и процесс вытесняется в подсознание; там достигается результат и наступает внезапное озарение, инсайт, сопровождаемый уверенностью в правильном результате.
В пользу распространенности схемы 1 свидетельствуют некоторые истории научных открытий. Так, отмечено, что непрерывные, упорные сознательные попытки добиться решения проблем часто оказываются бесплодными. Наоборот, плодотворным может стать прекращение этих попыток, переключение. Эффективность перерыва выступает как одно из доказательств роли включения в процесс подсознательных компонентов. Морган даже давал творцам прямую рекомендацию: «Насыщайтесь полностью своим предметом ... и ждите» [по 261, с. 128].
Согласно второй схеме задача возникает как образная, чувственная неудовлетворенность — зрительный конфликт, усмотрение некоего рассогласования. Возникающее при этом эмоциональное напряжение переводит доминирование в левое полушарие, где формируется решение, которое тут же и осознается (рис. 5, схема 2). Подобную последовательность творческого процесса отметил К. А. Тимирязев [184]. Он различал три этапа: в начале интуиция и догадка, затем доказательство и, наконец, эксперимент. Близкие идеи изложены у Ньютона. Он считал, что новые понятия («явные начала») первоначально угадываются. Их правильность в момент возникновения не всегда может быть подтверждена формально-логическими построениями, поскольку в их образовании участвуют сугубо эмоциональные, субъективные факторы. Отталкиваясь от такого представления, он предложил правило — как делать открытия: «Надо вывести два или три общих основания движения из явлений и после этого изложить, каким образом свойства и действия всех телесных вещей вытекают из этих явных начал ... хотя бы причины этих основ и не были еще открыты» [по 1, с. 60]. Из этого описания видно, что в начале необходимо иметь некоторое рассогласование, побуждающее подсознательный процесс, осознаваемый впоследствии как угадывание. Тем самым в неявной форме предполагается, что толчок (задача) задается справа. К близким представлениям приходят и другие исследователи, выделяющие в качестве первой фазы творческого процесса наблюдение, обнаружение и т. п.
Однако совершенно очевидно, что не любое наблюдение, ведущее к обнаружению рассогласования, способно запустить творческий процесс, а только такое, которое вскрывает в наблюдаемом объекте «нечто», требующее настоятельного продолжения усилий, т. е. то, что может ощущаться как задача. В этом направлении двигался Кун, когда выделил в научном открытии следующие стадии: наблюдение явления, его концептуализация, осознание его действительного смысла, включение его идеальной модели в соответствующую фундаментальную теорию [107]. Здесь все этапы, кроме первого, представляют собой теоретическое осмысление новой информации, полученной эмпирическим путем. Выделял похожие этапы открытия и Хэнсон [256]: обнаружение нового объекта, эмпирическая фиксация характеристик этого объекта, выявление качественно нового класса объектов и его концептуализация. Видна близость позиций Куна и Хэнсона в представлениях о начале процесса, возникающего как «усмотрение» (справа).
В нашем понимании интуиции важно учитывать не только каком полушарии поставлена задача, но и в каком она решена. Поэтому третья схема предполагает возникновение задачи и ее решение справа и только осознание результатов — слева. По четвертой схеме постановка задачи, ее решение и осознание результата осуществляются в левом полушарии (рис. 5, схемы 3 и 4). Возникает законный вопрос: существуют ли открытия, развивающиеся целиком слева, и если да, то можно ли их назвать интуитивными. В соответствии с принятым определением ядро интуиции — неосознаваемость промежуточных результатов. Во время скачка (даже внутриполушарного) те логические операции, которые «перепрыгнуты», не осознаются и развивающийся по этой схеме процесс может быть отнесен к интуитивному.
В обосновании схемы можно опираться и на результат опросов, в соответствии с которыми только 33% ученых находят решение проблем в результате внезапных догадок, 50% испытывают «вспышки озарения» лишь изредка, 17% даже не знают что это такое.
Примером такого логического варианта может служить повествование изобретателя радиолокации П. К. Ощепкова. Об истории своего открытия он писал: «Неслучайное возникновение или желание „что-то“ изобрести руководило нами в то время, нет. Мы точно знали, что ищем. Мы точно определили внутренние противоречия в решаемой нами задаче воздушного наблюдения и на основе творческого применения диалектического метода анализировали ее шаг за шагом. Именно анализ привел нас к необходимости использовать для этой цели электромагнитную энергию, как проникающую через мрак ночи и толщу облаков, как наиболее легко управляемую в месте посылки. Это не гениальное предвидение, а закономерный результат анализа» [142, с. 93].
Аналогично и Луи де Бройль рассматривал интуицию как специфический метод «перескакивания» через определенные этапы логического рассуждения, благодаря чему возникает иллюзия прямого усмотрения результата [32]. Миллер, Галантер и Прибрам [127] считают, что главным звеном при решении творческих задач выступает появление идеи плана, которая может оформиться как постепенно в процессе сознательного логического анализа (схема 4), так и внезапно, после безуспешных попыток и продолжительных сомнений (схема 1).
Итак, в соответствии с рабочим определением, интуиция связана с неосознаванием промежуточных этапов получения решения — со скачком. Возможны скачки двух типов: озарение и прогноз. Озарение соответствует осознаванию в левом полушарии решения, полученного справа (схема 1 и 3). Прогноз — осознаванию конечного результата без реализации промежуточных этапов и осознаванию их получения — здесь обе фазы левостронние (схемы 2 и 4).
Следует заметить, что нам очень близка позиция Акопфа и Эмери [2], которые считают, что интуиция подобна мышлению, это процесс генерирования решений, протекающий неосознанно — неосознанное умозаключение. Человек может не осознавать либо какую-то часть процесса, либо весь процесс. В этом смысле мышление и интуиция — два участка на шкале степени осознанности, присущие процессу умозаключения.
Пятая схема — это случай, когда оба полушария работают вместе. Создается впечатление, что такой режим реализуется только при экстраординарных условиях и на очень короткое время. В пользу этого свидетельствуют и уже приведенные сведения об инсайте у пилотов в экстремальных ситуациях, и сведения об изменении восприятия пространства и времени под влиянием наркотиков, и особенности переживания терминальных фаз больными. В ряду аргументов и то, что в младенчестве режим одновременной работы полушарий был основным, а согласно законам развития психики, чем более сильным оказывается травмирующее воздействие на нее, тем на более ранний уровень своего функционирования она переходит под его влиянием. В этом же плане интересно, что Пиаже [149] рассматривал интуицию как образное предметное мышление, характеризующее главным образом дологическую стадию развития, считая, что с возрастом роль интуиции несколько уменьшается, и она уступает место более социальному типу мышления — логическому.
Операции обработки информации, присущие правому и левому полушариям, не в равной мере изучены психологией. Существенно полнее исследованы левосторонние операции: уточнение и формулирование задачи, постановка вопросов, осознанный поиск в памяти подходящей гипотезы, логические способы проверки решения на достаточность и непротиворечивость [56]. Вместе с тем известно, что иногда таким путем задача не может быть решена. Что тогда? Осуществляется скачок и вступают действие другие способы обработки информации — правосторонние.
Об обработке в правом полушарии известно мало, главным образом потому, что соответствующие операции не осознаются. Мы вернемся к этому вопросу и предложим вариант систематизации разрозненных сведений о неосознаваемых операциях и их свойствах. Этот материал изложен в разделе «Неосознаваемые базисные операции интуитивного решения», гл. 3.
